«Слово о полку Игореве» и «Задонщина». Страница 10
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15
Насколько естественно, что Игорь Святославич, ободряя своих воинов, «тьмою» солнечного затмения прикрытых, напоминает им закон воинской чести — лучше умереть, чем попасть в плен, — настолько непонятно, почему Пересвет, монах, перед поединком такой призыв обращает к главе войска — великому князю московскому. Так же естественно, когда старик Святослав, узнав о поражении дружин Игоря, думает о том, что надо бы «стару помолодитися», чтобы «не дать гнезда своего в обиду». Но почему Пересвет, готовый к поединку, произносит свое замечание — «Добро бы, брате, в то время стару помолодится...» — неясно, как неясно, к чему относятся и слова «в то время». На искусственность метафоры «свистом поля перегороди» давно уже указал Н. К. Гудзий: «Легко можно осмыслить метафору — войско преграждает поля кликом или щитами, как в „Слове“, но странно и искусственно выглядит метафора, в которой фигурирует всего один воин, своим свистом преграждающий поля»1. Так и на этот раз вторичность текста «Задонщины» обнаруживается в искусственном применении той поэтической фразеологии, которая в «Слове о полку Игореве» соответствует всему идейно-художественному облику памятника и входит органически в окружающий ее текст.
Описание «Рязанской земли» во время Куликовской битвы в «Задонщине» сделано по той схеме, по какой в «Слове» описана Русская земля, разоренная княжескими усобицами, и отчасти поле битвы после поражения Игоря:
|
«Слово»
Тогда по Руской земли ретко ратаеве кикахуть, нъ часто врани граяхуть, трупиа себе деляче, а галици свою речь говоряхуть, хотят полетети на уедие...
Чръна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна, тугою взыдоша по Руской земли.
... ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось. |
«Задонщина»
В то время по Резанской земли около Дону ни ратаи ни пастуси не кличут, но часто вороне грают, трупу ради человеческого. Грозно бо бяше и жалостно тогда видети, зане трава кровью пролита, а древеса тугою к земли преклонишася.
|
В «Слове» эти трагические картины входят в разные по смыслу и тональности эпизоды: первый рисует последствия княжеских междоусобий — на опустевших полях редко слышен голос пахаря, и только хищные птицы летят на трупы убитых; второй изображает поле битвы с половцами, когда русские дружины разбиты. В «Задонщине» обе картины слиты в описании Куликова поля после первого неудачного для русских этапа сражения. Хотя начало этого описания говорит неопределенно о «Резанской земле около Дону», однако «трава кровью пролита» была в это время именно на Куликовом поле, где во время битвы, конечно, не могло быть ни «ратая», ни «пастуха». Детали картин в «Слове» каждый раз отобраны в соответствии с задачей описания, тогда как в «Задонщине» такого полного соответствия нет. Становится очевидно, что «Резанская земля» — замена «Руской земли» «Слова», понятная у автора-рязанца.
Перед нами еще один пример того, как автор «Задонщины» не до конца удачно слил в одной картине художественные детали из разных по содержанию частей «Слова о полку Игореве». Отсюда и неопределенные указания на время, к которому относится описание: сначала «в то время», а потом «тогда». Значит ли это, что все сказанное относится ко времени Куликовской битвы или первая часть описания относится к предшествующим событиям (например, к воспоминанию о недавнем набеге на рязанские владения воеводы Бегича, разбитого на реке Воже в 1378 г.)? Поэтическое «ничить трава жалощами» в «Слове» превращается в «Задонщине» в прозаическое «грозно бо бяше и жалостъно тогда видети», где самое сочетание двух определений к глаголу «видети» — «грозно» и «жалостно» — нельзя признать художественно удачным.
В «Задонщине» следуют четыре плача воеводских жен, отдельными мотивами перекликающиеся с плачем Ярославны, с обращением к князю Всеволоду, Ярославу Осмомыслу, «златым словом» Святослава. Уже вводные слова к этим плачам приводят на память «Слово»:
|
«Слово»
Ярославна рано плачет в Путивле на забрале аркучи... |
«Задонщина»
... рано плакашася у Москвы града на забралах аркучи...
... так плакася аркучи...
... рано плакашася...
... все въсплакалися жены коломенскыя аркучи таково слово... |
Прежде всего обращает на себя внимание неоправданное в «Задонщине» место плачей в повествовании: плачи механически разрезают рассказ о сражении, заставляя читателя думать, будто между первой неудачной половиной битвы и второй, закончившейся победой русских, прошло столько времени, что вести о «великой беде» успели прийти и в Москву, и в Коломну. В отличие от «Задонщины», в «Слове» плач Ярославны органически связывает рассказ о сражении с описанием бегства Игоря Святославича из плена, да и сам плач представляет скорее не причеть, а заклинание — мольбу к природе помочь князю и его воинам. Плач Ярославны лишь вступительной фразой и частично обращением к Днепру сближается с «Задонщиной», все остальное его содержание не имеет никаких параллелей в повести XIV в., тогда как плачи «Задонщины» и даже фраза, отделяющая третий плач от четвертого, сотканы из выражений, встречающихся в разных местах «Слова», притом в более ясной форме и неразрывно связанных с окружающим их текстом. Таким образом, все четыре плача «Задонщины» без труда объясняются фразеологией «Слова», но лишь часть одной строфы плача Ярославны могла бы найти некоторую опору в первом плаче «Задонщины». Уже это обстоятельство не позволяет признать повесть XIV в. образцом для «певца Игоря». Глубже вглядываясь в плачи «Задонщины», мы находим в некоторых деталях подтверждение вторичности их текста.
1 Н. К. Гудзий. Ревизия подлинности «Слова о полку Игореве» в исследовании А. Мазона, стр. 159.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15