Вальтер Скотт и «Слово о полку Игореве». Заключение
1-2
Таким образом, английский перевод «Слова», сделанный В. П. Давыдовым в 1827 г., был, вероятно, достаточно вольным переложением подлинника, несовершенной, дилетантской, хотя и непритязательной попыткой, имевшей, однако, вполне конкретную цель — заинтересовать этим памятником любимого им шотландского писателя. Эта цель несомненно была достигнута. Даже в такой приблизительной и ослабленной передаче «Слово» не могло не увлечь В. Скотта, питавшего, как известно, особое пристрастие не только к родной шотландской старине, но и к древним памятникам словесности других народов. Превосходный знаток шотландских и английских баллад, В. Скотт всегда интересовался также старофранцузскими chansons de geste и романсами старой Испании; в древних эпических песнях Западной Европы он любил следить за развертывавшейся здесь героикой национальной борьбы и умел угадывать подлинно человеческие черты в застывших словесных формулах песеннего предания. В более молодые годы В. Скотт увлечен был также и югославянской поэзией, раскрывшейся ему в немецкой романтической передаче; он и сам, как известно, сделал стихотворный перевод знаменитой сербской эпической песни о жене Асан-Аги, следуя, по всей вероятности, немецкому переводу В. Гете1. Поэтому В. Скотт лучше многих других современных ему западных писателей мог оценить по достоинству поэтические красоты и действительное историческое значение «Слова о полку Игореве».
К сожалению, в бумагах, оставшихся после смерти В. Скотта (1832 г.), рукопись перевода «Слова», присланная ему В. П. Давыдовым, не была обнаружена; не отыскалось пока и следов работы над этим переводом в доступных нам бумагах В. П. Давыдова. Не найдено было также каких-либо отзвуков внимания и любопытства к «Слову» в писаниях В. Скотта последних лет его жизни; впрочем, после 1827 г. он писал мало, а предсмертные годы жил большей частью за границей, во Франции и Италии.
Нас может более удивить то обстоятельство, что В. П. Давыдов, рассказывая о своем знакомстве с В. Скоттом в 1878 г. в биографии своего деда, ни словом не упомянул об этом переводе, хотя и уделил достаточное внимание второстепенным подробностям и малозначительным анекдотам из трехлетней истории их личных сношений и переписки. В состоянии ли был сам Давыдов оценить значение этого маленького, но, с нашей точки зрения, весьма примечательного эпизода в истории его дружбы с «шотландским чародеем», или отсутствие упоминания «Слова» в его рассказах объясняется простой забывчивостью? Частичный ответ на этот вопрос дает, как нам кажется, приведенное выше свидетельство Е. В. Барсова: он несомненно писал со слов Давыдова, в то время уже графа Орлова-Давыдова.
Свидетельство Е. В. Барсова существенно потому, что оно дает недостающее звено к той цепи, началом которой служит признание самого В. П. Давыдова в его письме к отцу 1827 г.; узнав о том, что английский перевод «Слова» был выполнен и вручен В. Скотту, мы узнаем также, что? он сказал по этому поводу. Но, по свидетельству Е. В. Барсова, приведенное им суждение В. Скотта высказано было в письме его к В. П. Давыдову; следовательно, либо это письмо не дошло до нас (хотя другие письма к нему В. Скотта сохранились), либо то, что Е. В. Барсов узнал непосредственно от корреспондента В. Скотта, было воспроизведено им неточно, в свободной передаче.
Для того чтобы устранить все эти затруднения, нам необходимо представить себе в общих чертах, когда и при каких обстоятельствах Е. В. Барсов мог узнать мнение В. Скотта о «Слове» и почему В. П. Орлов-Давыдов пожелал сообщить ему об этом. Думается, что мы в состоянии ответить на это со значительной степенью вероятности.
В. П. Давыдов еще до приобретения им графского титула получил в наследство родовое дедовское поместье, неподалеку от Москвы, с его известными драгоценными архивами, собранием древностей и замечательной библиотекой. Здесь, в Отраде, хранились, в частности, и все реликвии, связанные со знакомством В. П. Давыдова с В. Скоттом, рукописи, письма, альбомы; в Отраде в 70-е годы подолгу жил и сам хозяин, занятый разборкой архива и составлением большой двухтомной биографии своего деда.
Уже эта работа заставила его обращаться неоднократно к помощи ученых-историков Москвы. Будучи и сам большим любителем старины, В. П. Орлов-Давыдов делал крупные пожертвования разным библиотекам и музеям и между прочим обогатил отрадинскую библиотеку известным собранием старопечатных книг, приобретенных им у наследников И. Н. Царского. Эта покупка вовлекла его в еще более частые сношения и переписку с московскими учеными и исследователями старой русской культуры2. В это самое время Елпидифор Васильевич Барсов (1836—1917) развернул в Москве широкую литературную и научно-организационную деятельность. С 1870 г. Е. В. Барсов состоял на службе в Московском Румянцевском музее (в Отделении древних рукописей и старопечатных книг) и сделался ревностным деятелем ученых обществ3; всего теснее он связан был с Обществом истории и древностей российских, которое в 1881 г. избрало его своим секретарем и редактором издававшихся от имени Общества «Чтений»4. Очень вероятно, что в конце 70-х годов по делам этого Общества или по другим поводам Е. В. Барсов встречался с В. П. Орловым-Давыдовым или находился с ним в переписке.
В это же время начались и усиленные работы Е. В. Барсова над «Словом о полку Игореве». В 1876 г. он напечатал «Критический очерк литературы о „Слове о полку Игореве“» (ЖМНП, №№ 9 и 10), а через два года и другую статью — «Критические заметки об историческом и художественном значении „Слова о полку Игореве“» («Вестник Европы», 1878, №№ 9 и 10), которая, как писал впоследствии И. Анненский, была «по достоинству оценена, как плод тщательного и любовного изучения предмета». Эти работы Е. В. Барсова, по словам того же И. Анненского, обратили на себя внимание читателей: «оригинальные приемы исследования, большой подбор новых данных, ясность основного положения, — все приятно выделяло их из массы работ о „Слове“»5. Отметим, что имя В. Скотта в этих статьях еще не упоминается; однако в первой из них, исчисляя «те иностранные издания и переводы, при посредстве которых этот памятник имеет за собою европейскую известность», Е. В. Барсов, между прочим, указал: «Из великих европейских держав одна Англия не имеет его в переводе на родном языке»6. Нам представляется, что именно эти слова обратили на себя внимание В. П. Орлова-Давыдова и оказались поводом для устного или письменного сообщения Е. В. Барсову, что такой именно перевод сделан был уже пятьдесят лет тому назад и что рукопись его направлена была В. Скотту. Чтение статьи Е. В. Барсова напомнило переводчику этот забытый им эпизод его юности, забытый, может быть, потому, что письма В. Скотта с отзывом о «Слове» в отрадинском архиве уже не было. Не исключена, впрочем, возможность, что оно и вовсе не существовало и что мнение о замечательном памятнике русской старины было высказано В. Скоттом его первому английскому переводчику устно: ведь встречи их именно в 1827 г. были довольно частыми.
В. П. Орлов-Давыдов умер 24 апреля 1882 г. в Петербурге7, а в первой книге «Чтений Общества истории и древностей российских» за следующий, 1883 г., Е. В. Барсов начал печатать свою монографию о «Слове»8, в начальные части которой вошли в переработанном виде указанные выше его обзорные статьи. В первой книге «Чтений» за 1883 г. свидетельство о В. Скотте приведено на стр. VII—VIII «Предисловия», вся же рукопись монографии была сдана в печать уже в конце 1882 г., как это явствует из «Посвящения» книги, датированного 2 ноября этого года. Следовательно, Е. В. Барсов вписал это свидетельство в свой труд уже после смерти В. П. Орлова-Давыдова, получил же от него это сообщение, по-видимому, не ранее 1878 г. Отсюда становится понятным, почему это сообщение осталось в тексте труда Е. В. Барсова лишенным подробностей, пояснений и более точных данных, чем оно заслуживало: к началу печатания своей монографии Е. В. Барсов ими не располагал, и ему уже не от кого было их получить.
Таким образом, хотя свидетельство Е. В. Барсова не подтверждено пока каким-либо документом и может еще вызвать сомнение в полной текстуальной точности воспроизведенных здесь слов В. Скотта, но они представляются правдоподобными по существу и едва ли могли быть искажены даже при двойной их передаче. В. Скотт отнес «Слово» к «лучшим произведениям» национальной русской литературы и выразил лишь удивление по поводу того, что оно так мало изучается и ценится читателями. Для конца 20-х годов такое суждение, к тому же подсказанное В. Скотту его русским собеседником, было и вполне естественным, и достаточно справедливым. Важнее то, что? угадывается за этой нехитрой словесной формулой: виднейший шотландский писатель не только первым на своей родине прочел «Слово о полку Игореве», но и ранее многих других в состоянии был оценить художественную силу одного из драгоценнейших памятников древнерусской эстетической культуры.
1 Подробнее об этом см. в моей статье «Байрон и фольклор» (Советский фольклор, 1941, № 7, стр. 193).
2 Характеристику этой библиотеки см. в кн.: В. С. Иконников. Опыт русской историографии, т. I, кн. 2. Киев, 1892, стр. 1099—1100.
3 Имп. Московское археологическое общество в первое пятидесятилетие его существования (1864—1914), т. II. М., 1915, стр. 27.
4 Дм. Цветаев. Записка об ученых трудах Е. В. Барсова. М., 1887; С. А. Венгеров. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых, т. II. СПб., 1891, стр. 163—174; из записной книжки А. П. Бахрушина. Прим. М. Цявловского, изд. Э. Л. Бухгейма. М., 1916, стр. 20, 103—104; Исторический вестник, 1917, июль — август, стр. 287—288 (некролог); ср.: Московские ведомости, 1917, № 91.
5 ЖМНП, 1888, № 4, стр. 501.
6 ЖМНП, 1876, № 10, стр. 128.
7 Русский биографический словарь, том «Обезьянинов» — «Очкин». СПб., 1905, стр. 366; Д. Языков. Русские писатели и писательницы, умершие в 1882 году. — Русский архив, 1915, № 5, стр. 62.
8 ЧОИДР, 1883, кн. 1 (генварь — март), отд. IV, стр. 1—212. По непонятным для нас причинам эта публикация систематически выпадала из библиографий «Слова о полку Игореве».
1-2
Следующая глава