Иллюстрации Михаила Зичи к «Слову о полку Игореве»
1-2
И. Беркович
В 1854 г. в Петербурге вышло из печати новое иллюстрированное издание «Слова о полку Игореве»1. Иллюстрации для этого издания были выполнены венгерским художником Михаилом Зичи.
На всех четырех гравюрах, опубликованных в издании 1854 г., читается сигнатура «Zichy 1853», написанная латинскими буквами. В более поздних изданиях, например в пятом, вышедшем в 1876 г., эта сигнатура уже пропущена и имя иллюстратора написано кириллицей.
Неизвестно, что случилось с оригинальными рисунками, выполненными Зичи для иллюстраций, гравюры которых были изготовлены типографией Imp. Lith. de Munster. Фон иллюстраций имеет охристо-желтую или бледную желтовато-серую окраску. В то время гравюры по дереву печатались на желтоватом фоне, отличающемся от цвета бумаги. Но в данном случае это неважно, важно лишь то, что фон не везде и не в полной мере одинаков, а окраска же фона органически входит в композицию. При помощи темных тонов фона Зичи изобразил на верхней части иллюстраций тучи без контуров, применяя их и для изображения затемненного солнца. Гравюры, выполненные до некоторой степени грубоватой и примитивной техникой, имеют несколько тяжеловатый характер.
Хотя и штриховка на них сделана более толстыми линиями, все же видно, что Зичи талантливый мастер рисунка.
Необычайно красивая поэзия «Слова о полку Игореве» побудили Зичи к созданию иллюстраций. Благодаря знакомству с русской стариной в нем ожили воспоминания о завоевателях Венгрии, прибывших с Востока, и вместе с тем вспомнилась и жизнь венгерских королей из династии Арпада, поддерживавших сношения с Киевской Русью. Во время создания «Слова о полку Игореве», в эпоху князя Игоря, связи русских с венграми были еще весьма тесные. Сношения Киевской Руси с венгерскими королями были, по-видимому, известны и Зичи. В «Слове» имеются указания на венгров, которые безусловно интересовали и нашего художника. Разногласие русских князей напоминало ему распри и братоубийственные войны, которые имели место и в венгерской истории XII столетия. Наверно, с большим интересом читал он и место, где о помощи взывают к отцу жены Игоря, Ярославу, против Кончака и половцев, ибо Ярослав, затворив Дунаю ворота, загородил путь венгерскому королю. В других местах он мог читать о знаменитых венгерских лошадях именно там, где Святополк издал распоряжение о привозе убитого в битве отца: «междю угорьскими иноходьци ко святeй Софии къ Киеву»2. Не подлежит сомнению, что не венгерские иноходцы, конечно, вызвали у Зичи чувство национальной гордости и пробудили в нем интерес к «Слову». Упомянутый город Киев вместе с Софийским собором воскресил в его душе события древневенгерской истории, ибо в Киеве при дворе Ярослава Мудрого воспитывался более десяти лет венгерский король Андрей I, который впоследствии женился на дочери Ярослава Мудрого. Подобно г. Киеву, и Софийский собор пленил венгерского художника своей необычайной художественной красотой. Прекрасная архитектура русского средневековья захватила его тем более, так как под сводами ее не раз проходили Андрей I и его брат, отец св. Владислава, Бела I. Фрески, украшающие стены старинных лестниц Софийского собора, и теперь бесподобны в своем роде. Их создатель в XI столетии увековечил не только интерьер дворца и присутствующих княжеских гостей, но и скоморохов, которые изображены с удивительно свежим реализмом. Подобно тому как выдающийся живописец XI в. посвятил свое искусство изображению не только святых и бояр, но и бедных комедиантов княжеских дворцов, Зичи при иллюстрации «Слова» в первую очередь упомянул о певце великой поэмы. В первой иллюстрации (Боян) он не ставит себе задачей изображения какой-то части текста, а стремится воплотить в жизнь неизвестного бессмертного поэта. Таким образом, первая иллюстрация, собственно говоря, не является иллюстрацией в строгом смысле слова, а скорее служит заглавной страницей без надписи. На это указывает и тот факт, что она помещена не среди текста, а перед введением, написанным Н. В. Гербелем.
Обрамленный ветками, певец сидит на голой скамье и, играя на своем инструменте, повествует о минувших событиях и участниках похода Игоря. Фигура певца, изображенная очень выразительно, означает тут действительность, а герои, появляющиеся в его воображении и выполненные только контурами, переносят зрителя в поэтический мир эпопеи.
Зичи создал образ Бояна, придерживаясь характеристики его, изложенной в поэме. Поэт, глядя в глубь веков, переживает драматические картины великих битв во время похода против половцев и, подобно Бояну, заставляет звучать струны своего инструмента. При изображении безымянного певца Зичи помогло хорошее знание быта русского народа. Прототипом этой иллюстрации послужил его рисунок гармониста, выполненный в то же время и хранящийся в Государственной Третьяковской галерее.
В остальных иллюстрациях художник изобразил только славные деяния и успехи Игоря, обходя молчанием неудачи и междоусобные распри князей. В первой иллюстрации он показал все, что не мог выразить на последующих, несмотря на то, что они представляли собой самые характерные мотивы и даже наиболее интересные рассказы поэмы. Здесь появляется герой эпопеи, князь Игорь, который, обнажив меч, решительно указывает вперед. Но возле него стоит тревожащаяся за мужа Ярославна, убежавшая от половцев в крепость Путивль. Плач Ярославны является одной из лучших частей поэмы. Эти строки, заключающие мольбу, обращенную к солнцу, за мужа, хотя вполне и заслужили быть иллюстрированными, но это, к сожалению, не было осуществлено3. Отчаявшаяся женщина изображена как мимолетное видение фантазии поэта: «враждебный» ветер надувает ее одежду, когда, сложив молитвенно руки, она обращается с мольбой к небу. Позади ее стоит воин с резко очерченным профилем, по-видимому, брат Игоря, Всеволод, который представлен тут не как испытанный герой сражений, а как угрюмый человек с задумчивым лицом, недовольный происходящими распрями между братьями, влекущими за собой поражение и бедствие. Кроме них, видны еще две фигуры, но мы не в состоянии идентифицировать их с действующими лицами эпопеи. Их изображением Зичи как бы предрекает трагический исход событий, показывая плененного воина с завязанными сзади руками, ведомого торжествующим победителем.
Хотя и намеками, но все же довольно прозрачно художник указывает на трагический исход похода при помощи символов, расположенных в декоративном обрамлении, охватывающем нижнюю часть рисунка. По середине лежит вдавленный щит Игоря с трещиной, покрытый цепью как символом поражения. Вправо от него виден разбитый меч, а влево — бердыш, над которым летает зловещая птица, предположительно заместительница Дива.
Плетям обрамления не следует приписывать никакого символического значения. В них отражается влияние К. П. Брюллова, который при создании портрета Крылова нарисовал подобное же обрамление, разместив в нем характерные сцены его басен.
1 См.: «Слово о полку Игореве». Под редакцией чл.-корр. АН СССР В. П. Адриановой-Перетц. М. — Л., 1950, стр. 16. В венгерской литературе уже с 1858 г. известна русская поэма, которой венгерские исследователи неоднократно уделяли внимание. «A jokulator Kevdes or Igorenek mas orvoz pashuzamok mejeitagitaraban» («Вопрос о скоморохах в освещении „Слова о полку Игореве“ и других русских памятников»): Filologia Kozlony, 1955, стр. 309—332; 1956, стр. 61—77.
2 «Слово о полку Игореве», стр. 16.
3 В одном более позднем издании A. I. Charlemagne выполнил особую иллюстрацию для изображения Ярославны, плачущей на башне.
1-2
Предыдущая глава