Примечания к "Слову". Страница 2
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11
Не из «Слова» (которое тогда он еще не знал так хорошо, как будет знать позднее), а из французского переложения «Оссиана» молодой Пушкин позаимствовал строки, связанные с его Бояном (позаимствованным, в свою очередь, у Хераскова) в «Руслане и Людмиле» (1820):
Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой...
58/54—55 скача, славию, помыслену древу: Словно в качестве компенсации за номинальное отсутствие первого символического животного в ст. 10/14, тут появляется соловей, однако волк и орел, то есть два других члена этой троицы, не названы.
59/56—57 летая умомъ подъ облакы: См. также ст. 10/13 и 12/17-18. Сходный образ, возможно, предполагающий знакомство со «Словом», «паря мыслию аки орел по воздуху» обнаруживается в замечательном «Молении Даниила Заточника», бывшего родом из Переяславля (начало тринадцатого века). Вещь эта являет собою громкую мольбу, обладающую несомненными поэтическими достоинствами, которую возносит молодой человек, оказавшийся в бедственном положении. Собрав всевозможные библейские и местные метафоры, автор завершает свое сочинение чередой ярких описаний, таких как, например, отчаянные скачки на «потрумии» (ипподроме) или полеты с церквей на шелковых крыльях. Известно, что он был сослан на берег далекого озера в районе Олонца.
61/59 рища въ тропу Трояню: Что это за тропа, которую достигает или на которую проникает поэт, рыщущий, подобно волку, по стране? Звуковое сходство с «Tropaeum Traiani», трофеем Трояна, памятником римскому императору Марку Ульпию Нерве Траяну (52—117 г. н. э.), воздвигнутому в начале второго века в Добруджи, нельзя отбросить как случайное совпадение. Быть может, это смутный отголосок чужеземного имени. Известно, что «тропы Траяна» существовали в разных местах Причерноморья. С другой стороны, в рукописи двенадцатого века одного из апокрифов, относящегося к деяниям Богородицы («Хождение Богородицы по мукам»), упоминается бог по имени Троян, чьи характеристики и функции неизвестны. Он возглавляет компанию свергнутых идолов «Троян, Хоре, Велес, Перун». (Последний — бог грома, а два других — это Хорс, бог солнца, и Велес, бог пастухов, русский Аполлон). Римский император и русское божество, кажется, безнадежно переплелись к моменту написания песни. Строку 61/59 можно понять как «следуя божественному пути (вдохновения и волшебства?)» или придать ей географический смысл (в связи со ст. 250/ 307). Таинственный Троян четырежды упомянут в песни. Три других упоминания следующие: ст. 194/231 — «Были в?чи Трояни»; ст. 250/ 307 — «на землю Трояню»; ст. 509/631 — «На седьмомъ в?ц? Трояни». В ст. 194/231 смысл, вероятно, таков: «в языческие времена» (Карамзин говорит, что в рукописи стояло не «в?чи», a «с?чи», то есть «битвы», но мы вынуждены придерживаться editio princeps.) В ст. 249-253/ 304—310 появляется образ «обиды», Анти-девы, вступившей на южные земли Руси (территорию, метафизически управляемую легендарным союзом, о котором речь в ст. 61/59). И наконец, в ст. 509/631 в связи с приключениями Всеслава 1068 года седьмой век, возможно, относится к столетиям, прошедшим со времен падения власти Рима в киевских землях.
65/63 «Не буря соколы занесе...»: Такой тип конструкции (отрицательная метафора) — распространенный оборот русского фольклора.
71/66 Велесовь внуче: «Внук» в широком значении «потомок», «отпрыск», англ. архаич. «nephew»; лат. «nepos»; во французском псевдоклассицизме «neveu». Примечание на с. 7 editio princeps гласит: «Велесъ, Славянский въ язычеств? Богъ [sic], покровитель стадъ...» Велес или Волос (быть может, сродни Гелиосу) упоминается в летописях как «скотий бог». Обращение «Велесовь внуче» странным образом созвучно псевдоклассическому «neveu d'Apollon». В «Слове» встречаются еще четыре языческих бога: Стрибог, бог ветра (ст. 170/ 197); Дажьбог или Даждьбог, бог плодородия (ст. 213/258, 249/305); Хоре (Хорус), бог восходящего солнца (ст. 534/665); и Троян (ст. 61/ 59, 194/231, 250/307, 509/631). Наш бард не упоминает Перуна, русского Юпитера, чей идол Владимир I велел утопить в Днепре. Вместо него христианское божество (быть может, стараниями писца заменившее Стрибога) добродушно управляет событиями в одном — и только одном — пассаже (ст. 592/733).
72/67 «Комони ржутъ за Сулою...»: Сула — приграничная река или одна из приграничных рек к востоку от Киева, за которой начинается кишащая врагами половецкая степь (см. карту). Столь часто наш бард обращается мыслью к Суле (ст. 72/67, 107/123, 456/563, 477/583), что невольно думаешь, что сам он мог быть родом из этих мест, к примеру, из Переяславля. Новгород-Северский и Путивль, упомянутые далее, — это стольные города Игоря и его сына Владимира.
1—75/1—70 Под предлогом поисков подходящего стиля — старого ли, свойственного Бояну и предполагающего сложную, высокопарную манеру, или иного, более соответствующего современной теме, — певец, собираясь начать повесть об Игоревом походе, спрашивает сам себя, как начал бы такое повествование Боян, приводит образчики поэтического языка Бояна (ст. 63-70/72-75), словно проверяя, подойдут ли они для описания современных ему событий, сначала поигрывает ими, затем отвергает — а, меж тем, искусно и успешно сочиняет начало истории. Так Пушкин в 1836 году в «Памятнике» пародировал стихи своего предшественника Державина (1743-1816), подхватившего в свою очередь тему Горация («Exegi monumentum...»), и протаскивает, как контрабандный товар, собственные тайные устремления и собственную тайную гордость под личиной высшего фиглярства.
76/71 Искусство и история расходятся как в этом, так и в следующем отрывке. Наш бард изображает Игоря в ожидании Всеволода (вероятно, идущего из Трубчевска, что в пятидесяти милях к северу) в Новгороде-Северском, откуда предполагается их совместный поход на восток; и чтобы усилить драматическую силу предзнаменования, автор далее в ст. 35—55, 97—100/91—1161 описывает солнечное затмение (которое в действительности пришлось на 1 мая) как случившееся в день похода (в действительности начавшегося 23 апреля). Речь Всеволода о своем войске — уже собравшемся впереди, неподалеку от Курска — подобным же образом синхронизируется с еще не закончившимся затмением, когда в ст. 97—99/111 — 114 Игорь выезжает в степь. Ипатьевская летопись, однако, сообщает, что двинувшись в поход во вторник 23 апреля 1185 года из Новгорода-Северского, братья в пути разделились (неподалеку от Путивля или Рыльска) — Всеволод направился к месту сбора своего войска, несколько южнее Курска, а Игорь продолжал медленно идти в сторону Донца. Первого мая на подступах к этой реке реальный Игорь наблюдал солнечное затмение и, согласно летописцам, обратился с длинной речью к своей дружине, после чего сразу же перешел Донец вброд, добрался до водораздела Оскола и несколько дней ждал там Всеволода, который (также по сообщению летописцев) шел другой дорогой из окрестностей Курска, лежащего милях в ста к северу. Любопытно отметить, что Лаврентьевская летопись (не отличающаяся надежностью в смысле мест и дат) повествует о том, что поход Игоря начинался не в Новгороде Северском, а в Переяславле (где, возможно, зародилось и «Слово») с участием двух сыновей князя, не считая брата и племянника.
77/72 Буй Туръ Всеволоды Прозвища «буй туръ» (англ. «Wild Bull» или «Turbulent Aurochs») и «яръ туръ» (англ. «Fierce Bull» или «Ardent Aurochs»), обращенные к Всеволоду, использовались в качестве аргумента теми, кто не верил в подлинность песни. Их сочли американизмами конца восемнадцатого века, попавшими в Россию через Францию. «Тур» может обозначать один из двух видов животного с родовым названием Bos — либо настоящего тура (англ. urus, лат. Bos primigenus, первобытный бык, из которого был выведен бык домашний), либо зубра (англ. «aurochs», Bison bonasus). К двенадцатому веку первобытный бык вымер, а вот зубр встречался в южных районах Руси до восемнадцатого века и символизировал мужество и силу. Впрочем, на Украине слово «тур» постоянно использовалось для обозначения разновидности большого серого домашнего быка.
1 В. Набоков в своем переводе изменяет принятый порядок следования строк «Слова», о чем говорится в примеч. к ст. 56—75/51—70.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11