Комментарии, разъясняющие слова и фразы в "Слове о полку Игоревом". Страница 13
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33
Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу коваше. Меч в древней Руси был символом войны. Ср., например, в Новгородской первой летописи: «Что есмы зашли Водь, Лугу, Пльсков, Лотыголу мечемь, того ся всего отступаем» (Новгородская летопись по Синодальному списку, под 1242 г.). Кроме того, «обнажить меч» означало «открыть военные действия», «напасть». С другой стороны, меч был эмблемой княжеской власти. Это особенно ярко сказалось в рассказе Лаврентьевской летописи о том, как Всеволод Большое Гнездо отправлял в Новгород своего сына Константина: «И да ему отец крест честны и меч, река: «Се ти буди охраньник и помощник, а меч прещенье и опасенье, аже ныне даю ти пасти люди своя от противных»" (Лаврентьевская летопись под 1206 г.). Меч и оружие были, вместе с тем, и символами независимости («присла... мечь и покорение свое» — Ипатьевская летопись под 1255 г.; или: «Данилу же королеви ставшу в дому Стехинтове, принесе к нему Лев оружье Стекинтово и брата его, и обличи победу свою» — Ипатьевская летопись под 1255 г.). Наконец, меч был символом русского народа (в рассказе «Повести временных лет» о дани, собиравшейся хозарами с русских мечами, и в рассказе об обмене подарками между русским воеводой Претичем и печенежским князем). Меч был священным предметом. На мечах клялись русские при заключении договоров с греками (911 и 944 гг.). Этот культ мечей перешел и в христианскую эпоху. «Мечи тех князей, которые причислялись к святым, — пишет А. В. Арциховский, — сами становились предметами культа. Уже Андрей Боголюбский имел при себе меч Бориса (1157 год). Летопись прямо говорит: «и поставиша над ним его меч, иже и доныне стоит, видим всеми». Меч Всеволода до сих пор показывают во Пскове...» (А. В. Арциховский. Русское оружие X—XIII вв. Доклады и сообщения Исторического факультета МГУ, вып. 4, 1946, стр. 10). Меч употреблялся высшими дружинниками и князем. Он был оружием феодальной аристократии по преимуществу. Любопытно, что его не поднимали против смердов. Новгородский князь Глеб поднял на восставших в Новгороде топор, а не меч (1071 г.); топором же расправлялся с восставшими и Ян Вышатич на Белоозере (1071 г.). Вот почему все образы «Слова», связанные с мечом, полны сложного и глубокого значения, объясняемого многозначностью, смысловою насыщенностью слова «меч». Особенно интересно применение слова «меч» в комментируемом месте: «Олегъ мечемъ крамолу коваше». Выражения «ковать ложь», «ковать лесть» обычны в древнерусской письменности: «неведый лесть, юже коваше нань Давыд» (Ипатьевская летопись под 1097 г.); «не преподобно бо есть ковати ков на брата своего» (Паремийное чтение о Борисе и Глебе. «Жития Бориса и Глеба», под ред. Д. И. Абрамовича, Пгр., 1916, стр. 117). Автор «Слова» конкретизирует это выражение тем, что вводит в него понятие меча, которым Олег кует «ложь», «лесть» — «крамолу». В этом образе ковки крамолы мечом воплотилось то же противопоставление мирного труда войне, что и в обычном для «Слова» образе битвы-жатвы, но с предельным лаконизмом, причем вся богатая семантика слова «меч» вложена в этот образ: Олег злоупотребил своею властью — «мечом», куя им крамолу; он ковал крамолу «мечом» — междоусобной войной; каждый взмах меча Олега «ковал» эту крамолу, укреплял ее; и само употребление священного меча для крамолы выступает как «святотатство»
Ярославь, а сынъ Всеволожь Владимиръ. В издании 1800 г. и в Екатерининской копии это место читается так: «Ярославь сынъ Всеволожь: а Владимиръ». Нами принимается перестановка, предложенная еще П. Бутковым («Нечто к Слову о полке Игореве». Вестник Европы, М., 1821, ч. 121, № 21—22). Другие из предложенных чтений этого места менее убедительны.
той же звонъ слыша давный великый Ярославь, а сынъ Всеволожь Владимиръ по вся утра уши закладаше въ Черниговe. Ярослав Мудрый и Владимир Мономах в «Слове» (и в летописях XII—XIII вв.) часто поминаются как идеальные старые князья — представители единой Руси, подобно тому как Олег Святославич — обобщающий образ князей крамольников. Ярослав уже «слышал» шум княжеских раздоров (см. приписываемое ему в «Повести временных лет» под 1055 г. завещание, где он предостерегал своих наследников от братоубийственных войн). При Владимире Мономахе этот звон настолько усилился из-за действий его многолетнего противника Олега «Гориславича», что Владимир принужден был даже закладывать себе уши.
Бориса же Вячеславлича. Борис Вячеславич — внук Ярослава Мудрого, союзник Олега Святославича. Убит в 1078 г. в битве на Нежатиной Ниве у Чернигова.
Бориса же Вячеславлича слава на судъ приведе. Объяснение этих слов лежит в тексте «Повести временных лет», где под 1078 г. рассказывается о гибели Бориса Вячеславича в битве на Нежатине Ниве: «Рече же Олег [Святославич] к Борисови: «Не ходиве противу, не можеве стати противу четырем князем, но посливе с молбою к стрыема своима». И рече ему Борис [Вячеславич]: «Ты готова зри, аз им противен всем»; похвалився велми, не ведый, яко бог гордым противится, смереным даеть благодать, да не хвалиться силный силою своею. И поидоста противу, и бывшим им на месте у села на Нежатине Ниве, и сступившимся обоим, бысть сеча зла. Первое убиша Бориса, сына Вячеславля, похвалившагося велми» (Лаврентьевская летопись под 1078 г.). Следовательно, это место «Слова» следует переводить либо: «Бориса же Вячеславича (желание) славы на суд привело», либо считать, что слово «слава» имеет здесь значение «похвальбы»: «Бориса же Вячеславича похвальба на суд привела». Оба значения слова «слава» в древнерусском языке известны. Что же касается слов «на судъ приведе», то битва (особенно битва, решающая спор между князьями) очень часто рассматривалась в древней Руси как «суд божий». В 1151 г. Изяслав, отправляясь походом на Владимирка Галицкого, говорит: «се уже мы идем на суд божий» (Ипатьевская летопись под 1151 г.). В данном месте «Слова» выражение «суд божий» может иметь два смысла: 1) как явствует из текста «Повести временных лет», приведенного выше, смерть Бориса Вячеславича рассматривалась как наказание божие за его похвальбу; 2) битва на Нежатиной Ниве была «судом божиим» между Олегом Святославичем и его союзником Борисом Вячеславичем, с одной стороны, и Изяславом Ярославичем с Всеволодом Ярославичем и их сыновьями — Ярополком и Владимиром, — с другой.
на Канину. Что такое эта Канина, остается неясным и до сих пор. Были предложены следующие поправки: «на конину» (Н. Грамматин), «на тканину» (Д. Дубенский), «на конину» от «кон» — конец (А. Вельтман), «на коньну» (П. Вяземский), «на Каялину» (И. Малышевский), «на нь ину зелену паполому» (А. Потебня), «на Каялину» (Ф. Корш), «и на казнь ину» (А. Лонгинов), «наказа: ниву зелену — паполому постла» (С. Шамбинаго), «на ковылу» (О. Огоновский, В. Яковлев, П. Владимиров вслед за Н. Тихонравовым, Вс. Миллером; ср. в «Задонщине» «на зелене ковыле траве»); «на Каину» (от имени Каина братоубийцы — Ив. Кудрявцев) и т. д. и т. п. Самое вероятное, что в слове «канина» перед нами географическое обозначение, название реки (вроде Немиги, Каялы и т. п.), как это предполагал еще И. Снегирев (Русский исторический сборник, т. III, М., 1838). Действительно, битва, в которой погиб Борис Вячеславич, произошла на Нежатиной Ниве близ Чернигова. Близ Чернигова же имелась речка Канина: войско Юрия Долгорукого «поидоша к Чернигову и перешедше Снов и сташа у Гуричева близь города, перешедше Канин» (Лаврентьевская летопись под 1152 г.). (К. Кудряшов. Половецкая степь. М., 1948, стр. 77—78).
зелену паполому постла. Паполома — погребальное покрывало, обычно черного цвета. Вот что сообщается о «паполоме» в новгородском чине погребения инока XIV в.: «по потрении же всего тела приносять нову свиту, съвлачять мертвеца, на назе части положь паполому и облачить его в новую ризу, простреть паполому верху его (одра) и положить възглавнице мало; верху же паполомы простирають манатью его..., верху же мертвеца простираеться другая паполома». Под зеленой паполомой подразумевается трава. Трупы убитых, зарастающие травой, — обычный образ народной поэзии. Он еще раз несколько ниже встречается в «Слове о полку Игореве»: «уже пустыни силу (войско) прикрыла». Ср. в «Повести о разорении Рязани Батыем» о погибшем войске Рязанском: «лежаша на земли пусте, на траве ковыле, снегом и ледом померзоша, никим брегома» (Воинские повести древней Руси. М. — Л., 1949, стр. 15).
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33