Комментарии, разъясняющие слова и фразы в "Слове о полку Игоревом". Страница 30
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33
дорискаше до куръ Тмутороканя. «Повесть временных лет» молчит о пребывании Всеслава в Тмуторокани, но в этом нет ничего невероятного. Об этом могло быть рассказано в песнях Бояна, воспевшего ряд тмутороканских князей: Мстислава Владимировича, Романа Святославича — сына Святослава Ярославича Тмутороканского. «До куръ», т. е. до пения петухов. Определение времени по пению петухов (петух по-древнерусски «кур», петушок — «курок») было широко распространено в народе в древней Руси. Ср.: «и якоже бысть убо к куром, и пригна детьский из Галича к Петрови» (Ипатьевская летопись под 1152 г.) или: «и бысть в четверг на ночь поча изнемогати, и яко бысть в куры, и позна в собе дух изнемогающь ко исходу души» (там же под 1288 г.).
великому Хръсови. Хорс — славянский языческий бог — повидимому, бог солнца. Следовательно, слова «великому Хръсови влъкомъ прерыскаше» означают, что Всеслав «рыскал» до восхода солнца. Такое понимание согласуется и с предшествующим: «въ ночь влъкомъ рыскаше... дорискаше до куръ ...» (см. выше).
К стр. 26
Тому въ Полотьскe позвониша заутренюю рано у святыя Софеи въ колоколы, а онъ въ Кыевe звонъ слыша. Место это обычно толкуется как свидетельство быстроты передвижений Всеслава: «он пускался в путь, когда звонили в Полоцке к заутрени, и еще продолжали звонить, когда он был уже в Киеве»; или: «ему в Полоцке позвонят к заутрени рано у святой Софии в колокола, а он в Киеве уже звон слышал» и т. п. Однако в Киеве Всеслав очутился единственный раз — в 1067 г., но не на быстрых конях, а пленником киевских князей. Здесь, очевидно, имеется в виду другое. Автор и выше говорит о передвижениях Всеслава не в похвалу ему, а чтобы отметить его «неприкаянность»: он людей судил и властвовал над судьбой других князей, а сам волком принужден был рыскать ночью (намек на бегство Всеслава ночью из Белгорода). Здесь же он имеет, конечно, в виду то обстоятельство, что Всеслав сидел в Киеве в заключении в то время, как в Полотске его считали князем и возносили за него молитвы (в выстроенной им Софии), как за князя. Вот почему в следующей фразе «Слова» говорится: «аще и вeща душа въ дръзe тeлe, нъ часто бeды страдаше».
Того стараго Владимира нельзe бe пригвоздити къ горамъ киевьскымъ. Здесь, несомненно, под «старым Владимиром» разумеется Владимир I Святославич с его многочисленными походами на внешних врагов Русской земли. Владимира нельзя было удержать в Киеве: так он стремился к походам против врагов. Это представление о Владимире соответствует основной идее автора, противопоставляющего и в других местах «Слова» единство Руси в отдаленном прошлом усобицам своего времени. Но это же представление о Владимире соответствует и летописному, и народному. Большинство лет княжения Владимира в «Повести временных лет» начинается с извещения о его походах. Об этих далеких походах Владимира помнили и в XI, и в XII, и в XIII вв. Его походы были как бы мерилом дальности походов других русских князей. Под 1229 г. галицкий летописец записал о походе Даниила Романовича в Польшу: «Иный бо князь не входил бе в землю Лядьску толь глубоко, проче Володимера великаго, иже бе землю крестил» (Ипатьевская летопись под 1229 г.). Под 1254 г. галицкий летописец отметил о походе Даниила в Чехию: «Данилови же князю хотящу, ово короля ради, ово славы хотя, не бе бо в земле Русцей первее, иже бе воевал землю Чешьску, ни Святослав хоробры, ни Володимер святый» (Ипатьевская летопись под 1254 г.). Уже в XVI в. составитель Никоновской летописи, расширивший повествование о княжении Владимира за счет былинных источников сообщил дополнительные сведения о походах Владимира.
нъ розно ся имъ хоботы пашутъ. Слово «розно» не однажды употребляется в летописи для обозначения княжеской розни, но в сочетании со «щитами» — символами защиты, обороны. Ср. в летописи венгерский король передает следующие слова Изяславу Мстиславичу киевскому: «царь на мя грецкый въставаеть ратью, и сее ми зимы и весны нелзе на конь к тобе всести; но обаче, отце, твой щит и мой не розно еста (т. е. я с тобою продолжаю находиться в оборонительном союзе, — Д. Л.)» (Ипатьевская летопись под 1150 г.); или: «рекоша ему (Роману, — Д. Л.) Казимеричи: «мы быхом тобе ради помогле, но обидить нас стрый свой Межька, ищеть под нами волости; а переже оправи нас, а быхом быле вси ляхове не разно, но за одинем быхом щитом быле (вси) с тобою и мьстили быхом обиды твоя» (там же под 1195 г.). В «Слове о полку Игореве» мы находим вместо «щитов» — «стязи», очевидно, потому, что речь идет не о совместной защите (где было бы уместнее говорить о «щитах»), а о совместном наступлении на степь, причем образ этот конкретизирован тем, что эти стяги представлены с развевающимися полотнищами («хоботами»), а самое понятие «розно» относится к этому развеванию. Таким образом, обычный термин для обозначения союзных или не союзных отношений («твой щит и мой не розно еста») конкретизирован, превращен в зрительно четкий образ. — Какие конкретно события имеет в виду автор «Слова», когда говорит, что приготовившиеся «нынe» к выступлению полки Рюрика и Давида не имеют между собой согласия? В 1185 г. после поражения Игоря и нападения Кончака Святослав и Рюрик пошли против половцев, но брат Рюрика Давыд вернулся от Треполя. Смоленские войска Давыда встали вечем и заявили: «Мы пошли до Киева, да же бы была рать, билися быхом (т. е. пошли на защиту Киева и, если бы случилась здесь необходимость биться — бились бы, — Д. Л.); нам ли иное рати искати (следует ли нам отправляться в какой-то иной поход? — Д. Л.), то не можемь, уже ся есмы изнемогле» (Ипатьевская летопись под 1185 г.). Таким образом, «стяги» (полков) Давыда отказались выступить совместно со стягами Рюрика.
Копиа поютъ! Слова эти не совсем ясны по своему месту в общей поэтической композиции «Слова». Если копье предназначалось и для метания, то в полете вибрирующее древко, конечно, могло издавать поющий звук. См. в русском переводе «Повести о разорении Иерусалима» Иосифа Флавия: «и сулицы из лук пущаеми шумяху» (Е. Барсов. Слово о полку Игореве как художественный памятник киевской дружинной Руси, т. I. М., 1887, стр. 244; место это принадлежит русскому переводчику). Однако не совсем ясно, было ли копье, подобно сулице, также и метательным оружием. Возможно, что слова «копиа поютъ» равносильны выражению «происходит война», «идет бой». В таком случае — это лирическое восклицание, подобное многим другим в «Слове о полку Игореве» («О, Руская земле! Уже за шеломянемъ еси!» или «Туга и тоска сыну Глeбову!»).
Ярославнынъ гласъ. Ярославна, жена Игоря — Ефросинья, дочь Ярослава Владимировича Осмомысла (см. выше, стр. 440).
зегзицею незнаема рано кычеть. Слово «зегзица» в других древнерусских памятниках письменности не встречается. В областных современных диалектах встречается довольно много созвучных слов со значением «кукушка» «зогза» (вологодское), «загоска», «зезюля» (псковское). В украинском и белорусском языках имеются также близкие по звучанию слова со значением кукушки. Наконец, как обратил на то мое внимание Ив. М. Кудрявцев, в современном латышском языке, сохраняющем много древнерусских слов IX—X вв. и много слов однокоренных с русскими, имеется слово dzeguze — кукушка.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33