«Слово о полку Игореве» и особенности русской средневековой литературы. Страница 9
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11
***
Авторы древнерусских литературных произведений обычно не скрывают своих намерений. Они ведут свое повествование для определенной цели, которую прямо сообщают читателю. Авторская тенденция по большей части явна и только в редких случаях скрыта за авторским изложением (в некоторых случаях так скрывалась, например в летописи, политическая тенденция). Это стремление открыто проводить определенную идею в своих произведениях отразилось, в частности, в описаниях природы.
Древняя русская литература чаще рассказывает, чем описывает. Она чаще изображает события, чем состояния. Она не отвлекает явления от их отношения к главной цели повествования, не интересуется явлениями самими по себе, независимо от их отношения к человеку. Она антропоцентрична. Поэтому древняя русская литература знает очень мало описаний того, что находится в статическом состоянии, того, что не связано непосредственно с событиями или нуждами человека.
Так, например, древняя русская литература редко описывает памятники архитектуры, а если это и делает, то только для того, чтобы прославить князя-строителя или пожалеть об утраченной красоте погибшего памятника. Самое пространное описание архитектурных памятников читается в Ипатьевской летописи под 1259 г.: это описание города Холма, сожженного «от оканьныя бабы». Это описание преследовало двойную цель: оплакать красоту и богатство погибшего города и прославить его строителя Даниила Галицкого. Поэтому описание построено как рассказ о создании города, хотя помещен этот рассказ в месте, где полагалось бы говорить о его гибели. Русские авторы не создавали статичного описания самого по себе, и поэтому летописец Даниила Галицкого создал лирический рассказ о построении города и о его гибели. «Си же потом спишемь о создании града, и украшение церкви, и оного погибели мнозе, яко всим сжалитися», — так заявляет летописец о цели своего повествования. Весь дальнейший рассказ о красоте погибшего города представляет собою повествование о его созидании. Следовательно, описывается действие, а не статичная картина. Это описание Холма — лучшее из описаний древнерусских архитектурных ансамблей, и оно часто использовалось в специальных работах искусствоведов.
И во всех остальных случаях о древнерусских архитектурных сооружениях говорится только в связи с их созиданием или с их гибелью — чаще в связи с последним, так как то, что сохранилось и что было перед глазами современников, с точки зрения древнерусских авторов, меньше нуждалось в описании. Так было при описании взятия города Судомира и гибели его «великой» церкви или при описании взятия Владимира Залесского. Жалость и похвала красоте утраченного — вот к чему сводятся обычно короткие замечания об архитектуре. Строго говоря, это не описания, а похвалы, в которых есть элементы описания.
Так же точно и в описаниях природы. По существу, объективного, самоустраненного описания природы, статичного литературного пейзажа, статичной картины природы древняя русская литература не знает. В этом одно из коренных отличий отношения к природе древней русской литературы от новой. Приведу примеры.
«Явися звезда на востоце хвостатая, образом страшным, испущающе от себе луче великы, си же звезда наречаеться власатая; от видения же сея звезды страх обья вся человекы и ужасть; хитреци же смотревше, тако рекоша: «Оже мятежь велик будеть в земли»; но бог спасе своею волею, и не бысть ничтоже» (Ипат. лет., под 1265 г.).
«И бысть сеча силна, яко посветяше молонья, блещащеться оружье, и бе гроза велика и сеча силна и страшна» (Лавр. лет., под 1024 г.).
«Том же лете стоя все лето ведром и пригоре все жито, а на осень уби всю ярь мороз; еще же, за грехы наша, не то зло оставися, нъ пакы на зиму ста вся зима теплом и дъжгемь, и гром бысть; и купляхом кадку малую по 7 кун. О, велика скърбь бяше в людьх и нужа» (Новг. I лет. по Синод. сп., под 1161 г.).
«На то же осень зело страшьно бысть: гром и мълния, град же яко яблъков боле, месяця ноября в 7 день, в час 5 нощи» (Новг. I лет. по Синод. сп., под 1157 г.).
Приведенные четыре отрывка из летописей, хотя и носят сугубо прозаический, а не поэтический характер, тем не менее очень типичны для художественного отношения к природе в Древней Руси. Обратим внимание на то, что во всех четырех отрывках описываются явления природы в динамике, а не в статике, описываются действия природы, а не рисуются ее неподвижные картины; в них выражено авторское отношение в виде очень сильной лирической их окрашенности; явления природы в них имеют прямое отношение к людям. В первом из приведенных отрывков речь идет о тяжелых, но, к счастью, несбывшихся предзнаменованиях. Во втором выступает параллелизм в действиях людей и действиях природы: картина битвы соединена с картиною грозы. В третьем рассказывается о стихийных несчастьях. В четвертом рассказывается просто об удивительном явлении природы: поздней грозе и граде.
Кроме этих четырех типов отношения к природе, в древней русской литературе есть и пятый — редкий в летописи, но зато частый в церковно-учительном жанре: это раскрытие символического значения того или иного явления природы.
Типично для этого раскрытия символизма в природе знаменитое изображение весны в «Слове на Фомину неделю» Кирилла Туровского. Кирилл описывает весну и каждую деталь сопровождает разъяснением ее символического смысла: «Ныне небеса просветишася, темных облак яко вретища съвьлекъша, и светлымь въздухом слава господню исповедають. Не си глаголю видимая небеса, нъ разумныя... Днесь весна красуеться оживляющи земное естьство, и бурьнии ветри тихо повевающе плоды гобьзують, и земля семена питающи зеленую траву ражаеть. Весна убо красная есть вера Христова... бурнии ветри — грехотворнии помыслы... земля же естьства нашего, аки семя слово божие приемши и страхом его болящи присно, дух спасения ражаеть»1. Не буду продолжать цитирование этой обширной символической картины весны. Приведенного вполне достаточно, чтобы судить об этой системе изображения природы — типично церковной и зависящей в конечном счете от византийской традиции.
1 Еремин И. П. Литературное наследие Кирилла Туровского. — ТОДРЛ, т. XIII. М. — Л., 1957, с. 416.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11