Изучение «Слова о полку Игореве» и вопрос о его подлинности. Страница 20
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24
В последнем из сопоставлений характерно, что и «Слово», и Ипатьевская летопись правильно употребляют двойственное число («претръгоста», «поидоста»), имея в виду Игоря и Овлура (Лавора); В. Н. Татищев ошибочно пишет, что Игорь бежал из плена «сам пят». Это «пят» получилось у В. Н. Татищева из указания летописи, что Игорь бежал в «пяток», т. е. в пятницу1.
Р. О. Якобсон указывает еще один весьма характерный признак, по которому мы можем судить о том, что автор «Слова» отнюдь не имел источником текст В. Н. Татищева2. В. Н. Татищев не понял тюркского по своему происхождению слова «кощей», означающего «пленник, раб». Он принял это слово за имя собственное. За собственное имя принято оно и первыми издателями «Слова». Между тем в самом тексте «Слова о полку Игореве» слово «кощей» употреблено в первичном значении — это раб, пленник: Игорь пересаживается «из сeдла злата, а въ сeдло кощиево». Золотое седло — седло княжеское (только предметы княжеского обихода в «Слове» золотые), а «сeдло кощиево» — седло пленника. Игорь попал в плен, и об этом как раз и говорит в данном месте автор «Слова». Следовательно, если утверждать, что автор «Слова» пользовался только текстом «Истории российской» В. Н. Татищева, то надо сказать, что он был при этом и искусным критиком текста, поправляя В. Н. Татищева, избегая его ошибок и в этой своей критической работе значительно опережая свою эпоху.
Итак, бoльшая близость «Слова» к Ипатьевской летописи, чем к рассказу Татищева, несомненна. Показательность этого факта тем более замечательна, что Ипатьевская летопись была обнаружена только спустя восемь лет после выхода в свет первого издания «Слова о полку Игореве» — в 1808 г. Первое издание Ипатьевской летописи вышло в свет в 1843 г.3, а рукопись летописи, близкой Ипатьевской летописи, которой пользовался В. Н. Татищев, погибла после смерти В. Н. Татищева в пожаре вместе со всей его библиотекой.
Следовательно, если говорить серьезно о подделке, предполагаемый фальсификатор «Слова» должен был, заметая следы своей подделки, уничтожить не только лучшую версию «Задонщины» (см. выше, стр. 42), но и какую-то рукопись Ипатьевской летописи (не он ли поджег библиотеку В. Н. Татищева, где какой-то список Ипатьевской летописи имелся?). Не слишком ли это большая цена за «Слово», которое А. Мазон не считает высоким по своим художественным достоинствам? Если же мы вспомним, что предполагаемый фальсификатор «Слова» скрыл еще свои исключительные для конца XVIII в. знания памятников древнерусской литературы (добрых двух десятков, по А. Мазону), русского фольклора, которого тогда еще не понимали и не дооценивали, русской истории, древнерусского языка, то необычайность его жертв для сокрытия следов создания «Слова» станет особенно поражающей.
Одно из самых веских текстологических доказательств старшинства «Слова о полку Игореве» по сравнению с «Задонщиной» приведено Р. Якобсоном в статье «The puzzles of the Igor’ tale on the 150th anniversary of its first edition»4.
Р. Якобсон привлекает внимание к следующему обстоятельству. Сходство в выражениях наблюдается не только между «Словом о полку Игореве» и «Задонщиной», но также между «Словом о полку Игореве», «Задонщиной» и рассказом о походе Игоря Святославича под 1185 г. в Ипатьевской летописи. На эти черты близости всех трех произведений надо обратить особое внимание, так как они могли получиться только в том случае, если «Задонщина» следовала за «Словом», но ни в коем случае не наоборот. Дело в том, что в «Задонщине» имеются только те черты сходства с рассказом Ипатьевской летописи, которые имеются и в «Слове». Ясно, что они перешли в «Задонщину» через «Слово». Допустить, чтобы «Задонщина» пользовалась рассказом Ипатьевской летописи о походе Игоря, а затем в свою очередь повлияла на рассказ о том же походе в «Слове о полку Игореве», совершенно невозможно текстологически. Да и текст Ипатьевской летописи вряд ли мог быть известен автору «Задонщины».
Мы уже приводили выше одно такое место, которое имеется и в «Слове о полку Игореве», и в рассказе Ипатьевской летописи о походе Игоря Святославича 1185 г., и в «Задонщине»: это упоминание реки Каялы, как места поражения русских войск. Замечательно, что и в «Задонщине» и в Ипатьевской летописи река Каяла упоминается в сходном контексте — в связи с плачем по погибшим. В «Задонщине» сообщается, что «отоля Руская земля седит невесела... тугою и печалию покрышася, плачющися, чад своих поминаючи»5.
Как место поражения русских от поганых половцев упоминается Каяла и в рассказе Ипатьевской летописи о походе Игоря в сходном контексте — в связи с плачем по погибшим: «Наведе на ня господь гнев свой: в радости место наведе на ны плачь, и во веселье место желю, на реце Каялы». В «Слове о полку Игореве» Каяла упоминается пять раз: каждый раз как место поражения войск Игоря, как место печали и плача по умершим. При этом надо ясно осознать текстологическое значение того факта, что нигде, ни в каких источниках, кроме указанных, Каяла вообще не упоминается. Значит, если Каяла есть только в «Слове», в «Задонщине» и в рассказе Ипатьевской летописи о походе Игоря Святославича и «Слово» считать памятником XVIII в., тогда очевидно, что рассказ Ипатьевской летописи как-то повлиял на «Задонщину» прежде, чем эта последняя снова повлияла на рассказ о том же походе Игоря Святославича в «Слове о полку Игореве». Ясно, что такое совпадение невозможно.
Но сходство между рассказом Ипатьевской летописи, «Задонщиной» и «Словом» этим не ограничивается. Приведем подряд все места сходства так, как они даны в упомянутой выше статье Р. Якобсона.
Согласно «Слову» «рано предъ зорями Игорь плъкы заворочаетъ (в Ипат.: «Игорь.... поиде к полку их, хотя возворотити») «жаль бо ему мила брата Всеволода» (в Ипат.: «виде брата своего Всеволода крепко борющася, и проси души своей смерти, яко да бы не видил падения брата своего... где ныне возлюбленный мой брат?»). В «Слове»: «ту ся брата разлучиста» (В Ипат.: «И тогда... розведени быша»). В «Слове»: «на брезe быстрой Каялы» (в Ипат.: «на реце Каялы»). В «Слове»: «Ту кровавого вина не доста» (в Ипат.: «и оружья... не доста»). В «Слове»: «ту пиръ докончаша храбрии русичи» (в Ипат.: «тогда кончавшюся и полку»). В «Слове»: «сваты попоиша, а сами полегоша» (в Ипат.: «Тогда же на полъчищи Концак поручися по свата Игоря»). В «Слове»: «Ничить трава жалощами, а древо ся тугою къ земли преклонило. Уже бо, братие, невеселая година въстала» (в Ипат.: «в радости место наведе на ны плачь, и во веселье место желю»).
Сравни в «Задонщине»: «князь полки... поворотил», «князи их подоша», «туто ся погании разлучишася борзо», «уже бо... бедами и тугою».
Еще более разительная связь между тремя произведениями обнаруживается в «золотом слове» Святослава и Дмитрия Ивановича. Как известно, «золотое слово» Святослава «с слезами смешено» имеет параллель в рассказе Ипатьевской летописи о походе Игоря. Святослав Киевский, согласно Ипатьевской летописи, услышал о поражении Игоря и «то слышав и вельми воздохнув, утер слез своих и рече: „О люба моя братья и сынове и муже земле Руское! дал ми бог притомити поганыя; но не воздержавше уности отвориша ворота на Русьскую землю“» и т. д. Замечательно, что в «Задонщине» речь Дмитрия Донского при известии о больших потерях русских войск тоже сопровождается редкою подробностью, которую А. Мазон считает даже признаком стиля конца XVIII в., — Дмитрий «прослезися горко и утер слезы».
1 Р. Якобсон не считает это «сам пят» ошибкой В. Н. Татищева. Происхождение этой ошибки указано мне С. Л. Пештичем.
2 См.: R. Jakobson. L’authenticit? du Slovo, стр. 246—247.
3 ПСРЛ, т. III, СПб., 1843.
4 Speculum, 1952, january.
5 В. П. Адрианова-Перетц. «Задонщина». Текст и примечания, стр. 198—199.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24