Стилистический и лексический комментарий к «Слову о полку Игореве». Страница 4
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48-49-50-51
«...виде вой свой располошен аки птичье стадо» (списки с XVI в., см.: Барсов, I, стр. 434). Итак, персты-соколы падают на струны-лебедей, и, подобно тому как подбитый лебедь издает крик, звучит под перстом струна. Так из хорошо знакомого автору «Слова» охотничьего образа возникла символическая картина, которую он тут же поспешил разъяснить читателю. Обращает на себя внимание, что это единственный случай использования полной формулы отрицательного сравнения, к которой автор прибег именно потому, что сама символика здесь сопоставляет предметы, обычно не сближаемые ни в литературе, ни в устной поэзии. Возникает вопрос: почему автор настойчиво, дважды, напоминает, что соколов было десять? Ведь то, что «перстов», символически изображенных в виде соколов, именно десять, вряд ли нужно было напоминать читателям. Не подчеркивается ли этим напоминанием, что гусли Бояна были десятиструнные? Н. Ф. Финдейзен в своих «Очерках по истории музыки в России» (т. I, вып. 2, М. — Л., 1928, стр. 219), не приводя никаких доказательств, определенно говорит, что «вещий Боян оперирует с десятиструнным инструментом». Думается, что, кроме указания на десять пальцев Бояна, которыми он играл, можно отметить в старшем русском тексте Псалтыри, в псалме 143-м, именно такой образ десятиструнного инструмента: «В псалтыри десятоструннеи въспою тебе» (Амфилохий, II, стр. 506). — Развивая образ живых струн, автор «Слова» добавил, что они же сами княземъ славу рокотаху. Ср. в Александрии: «...гусли гудяща сами» (об этом выражении см. статью П. Бицилли: К вопросу о происхождении Слова о полку Игореве. — В сб.: Заметки к Слову о полку Игореве, вып. 2. Белград, 1941, стр. 10). — славу — «въспою славу твою» (Амфилохий, I, стр. 481); о песнях-славах см. выше, стр 50. — рокотаху — глагол «рокотати» расценивался неоднократно только как полонизм, однако Л. А. Булаховский, ссылаясь на В. И. Даля, отметил наличие этого глагола в великорусских диалектах (К лексике Слова о полку Игореве. — ТОДРЛ, т. XIV, 1958, стр. 33)
которыи дотечаше, та преди песнь пояше — в переводе Амартола: «Дотеку владыкы архиерееви и помолюся ему» (стр. 383), в значении быстрого движения. В середине XV в. в «Слове инока Фомы» читаем: «...ни умъ человечьи не дотечет, ни язык известовати тоя красоты не может» (Н. П. Лихачев. Инока Фомы слово похвальное. СПб., 1908, стр. 22). Глагол «течи» и производные от него с разными приставками известны среди охотничьих терминов, в частности относящихся к соколиной охоте (см. примеры: La Geste, стр. 258). — преди — «сказание его повеждь преди» (Толковые пророки XI в.: Срезневский, II, 1630—1631); «струпи обаваеми не спеуть преди» (Изборник Святослава 1073 г.: там же). — песнь пояше — см. выше, стр. 50.
старому Ярославу — так называет автор «Слова» Ярослава Мудрого, которого он еще раз вспоминает в рассказе о Всеславе Полоцком как князя новгородского (отвори врата Нову-граду, разшибе славу Ярославу). Д. С. Лихачев связывает это воспоминание с новгородскими представлениями о начале новгородской независимости (Истор. и полит. кругозор, стр. 11). Ниже «старым» автор назовет Владимира Святославича (Почнемъ же, братие, повесть сию отъ стараго Владимера; того стараго Владимера нельзе бе пригвоздити). Определение князя-предка словом «старый» известно еще от XI в., по «Слову о законе и благодати» митр. Илариона, который назвал Владимира Святославича внуком «старого Игоря» (стр. 70); «вда им волю всю и уставы старых князь» (Новг. I лет., 1209 г.).
храброму Мстиславу, иже зареза Редедю предъ пълкы Касожьскыми — «хоте и зарезати ножемь» (Лавр. лет., 1128 г.); «веле (Всеволода) пред собою зарезати» (Ипат. лет., 1238 г.). Пов. врем. лет, рассказывая о поединке Мстислава с касожским князем Редедею (Лавр. лет., 1022 г.), применяет тот же глагол: «Вынзе ножь, зареза Редедю», и также помнит, что поединок происходил на глазах у войск: «И ставшема обема полкома противу собе» (ср.: Д. С. Лихачев. Истор. и полит. кругозор, стр. 12.) — Эпитет Мстислава «храбрый» находит соответствие в летописи под 1036 г., где сообщение о смерти князя сопровождается его характеристикой, отмечающей, что он был «храбр на рати». — пълкы — здесь, как и ниже (храбрыя плъкы; плъкы Половецкыя; плъкы заворочаетъ; сильные плъкы Святослава, кликомъ плъкы побеждаютъ, железными плъки Ярослава, поганыя плъкы), слово «полк» обозначает «войско», как в Лавр. лет. под 946 г.: «Сънемъшемася обема полкома на скупь»; под 968 г.: «По мне идеть полк со князем» (другие примеры см.: Срезневский, II, 1747).
красному Романови Святъславличю — «уноша красьн зело» (Изборник Святослава 1076 г., л. 270 об.); Глеб Владимирович «бяше красен, высок, лицем кругломь» (Сказание о Борисе и Глебе: Срезневский, I, 1318).
Почнемъ же, братие, повесть сию отъ стараго Владимера до нынешняго Игоря. — Сочетанием почнемъ повесть начинается текст Пов. врем. лет: «Се почнем повесть сию». Глаголом «почяти» определяли начало своего труда писцы XI—XII вв. Переписчик Остром. ев. отметил: «Почах же е писати в лето...», а запись на Галицком ев. 1144 г. гласит: «почяты псати книгы си» (Срезневский, II, 1323). Впрочем, в таком же значении иногда находим и глагол «начати»: «Понеже убо мнози начаша чинити повесть» (Остром. ев.: Срезневский, II, 349). — отъ ... Владимера до ... Игоря. — Аналогичное начало рассказа с хронологическими выкладками «от — до» читается в Пов. врем. лет (Лавр. лет., 852 г.): «Отселе почнем и числа положим яко от Адама... до смерти Святополчи» (ср. аналогичный оборот в Изборнике Святослава 1076 г.: «Паче же бы нама лепоты мыслити, о чадо, от Адама, праотьця нашего, до сего нашего века», лл. 5 об. — 6); еще ранее Начальный свод конца XI в. (в предисловии, сохранившемся в Новг. I лет.) так определил границы изложения: «Мы же от начала Рускы земля до сего лета и все по ряду известьно да скажем». Определение границ повествования «от — до» с наименованием князя — современника автора — «нынешний» отозвалось в XIII в. в «Слове о погибели Русской земли», сохранившийся отрывок которого заканчивается так: «А в ты дьни болезнь крестияном от великаго Ярослава и до Володимера, и до ныняшняго Ярослава, и до брата его Юрья, князя Володимерьскаго» (X. Лопарев. Слово о погибели Рускыя земли. СПб., 1892, стр. 24).
иже истягну умь крепостию своею и поостри сердца своего мужествомъ, наплънився ратнаго духа. — истягну. — Наиболее подходит по значению к данному эпизоду «Слова» глагол «стягнути», на который Срезневский приводит пример из Пандект Никона: «Вънешним стягнув мысль» (III, 856), где этот глагол применен также к отвлеченному понятию. Может быть, близкий оттенок значения имел глагол «въстягнути»: «Ум свои присно от суетьных мыслии въстягаи», «вьсяку напасть и гнев и зълобу въстягнути можеть» (Изборник Святослава 1076 г., лл. 48 и 100 об. — 101). — крепостию ... мужествомъ. — В данном эпизоде «Слова» «крепость» и «мужество» стоят в одном ряду родственных понятий, как часто сближаются они и в тексте Флавия: «Дивляшеся мужеству и крепости его» (стр. 195); «не подобаеть тужити, ни страховатися, но паче мужествовати и крепитися, и оружие вознимати на шатающихся» (стр. 201); «и к душевнеи же крепости» (стр. 208). Во всех этих словосочетаниях «крепость» — свойство не только тела, но и души. С XI в. известны примеры употребления слова «ум» в значении «разум» (Срезневский, III, 1211). Близкой фразеологией пользуется переводчик Флавия: «Прием ум своею крепостию» (стр. 322); «поострите душа ваша на мьсти» (стр. 331); «исполньшимся ратнаго духа» (стр. 297). В Минее 1097 г.: «Сердце твое мужьствъмь укрепимо» (стр. 490); Паремийник XIII в.: «...поострить же гнев свои» (цит. по кн.: Перетц1, стр. 144); «напълнився святаго духа» (Житие Феодосия: Успенск. сб. XII в.). О «мужестве» сердца напоминает рассказ Волынск. лет. под 1282 г.: «Сии же умроста мужественемь сердцемъ» (Ипат. лет.).
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48-49-50-51