Стилистический и лексический комментарий к «Слову о полку Игореве». Страница 8
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48-49-50-51
Луци у нихъ напряжени — так характеризует Всеволод готовность курян к походу. Это выражение встречаем много раз в старшем русском тексте Псалтыри, причем о натянутом луке говорится, как и в «Слове»: «лук свой напряже», «напрягоша лук», «напряжет лук». В параллельных текстах Псалтыри с XVI в. вместо «напряже» читаем «натянет», «наляче», «вытянул»; «налякоша», «натянули», «натянут», «налячеть». В «Материалах» Срезневского глагол «напрящи» иллюстрируется примерами только до 1400 г. — из Поучения Владимира Мономаха, Сказания о Борисе и Глебе и Златой цепи (Срезневский, II, 314). Очевидно, позднее сочетание «напрящи лук» осознавалось уже как архаизм и заменялось более современным «натянуть» или (как у Максима Грека) другим архаизмом — «налящи» (Срезневский, II, 298). В Хронике Амартола тот же оборот — «напряг лук, испусти стрелу» (стр. 93). В Ипат. лет.: «луци... напрящи» (1184 г.). При «напряженном» луке у воина должны быть тули отворени. И это словосочетание известно уже с XI в.: «Противу стреле отъврьзеть тул» (Изборник Святослава 1073 г., л. 170 об.); в метафорическом применении в гимнографии, где «стрела избьрана» — святой, «в туле тя съкрывають» от врагов (Минея Путятина XI в.: Срезневский, III, 1036). Автор «Слова» еще раз вспомнил этот образ воинов, начинавших поход с напряженными луками и отворенными тулами (откуда в бою итти дождю стрелами), когда в плаче Ярославны у тех же воинов солнце въ поле безводне жаждею имь лучи (луци) съпряже, тугою имъ тули затче (см. стр. 176). — сабли изъострены — «мець обоюду остр изъострен» (Апокалипсис XII—XIII в., цит. по кн.: Перетц1, стр. 157). Ср.: «изъстреныя стрелы» (Минея, 1095 г., сентябрь, стр. 098); «бритва изострена» (Ипат. лет., 1015 г.); «изостриша яко оружие языкы своя» (Панд. Антиоха XI в.: Срезневский, I, 1076).
сами скачють, акы серыи влъци въ поле. — Это сравнение ниже применено к врагу: Гзакъ бежитъ серымъ влъкомъ, вариант его дан в рассказе о Всеславе Полоцком, который скочи... лютымъ зверемъ, а затем скочи влъкомъ до Немиги, въ ночь влъкомъ рыскаше; Игорь, бегущий из плена, скочи съ него (с коня) босымъ влъкомъ, Влуръ влъкомъ потече. В летописи сравниваются с волком лишь враги: Боняк воет «волчьскы» (Лавр. лет., 1097 г.), Владимир Мономах в Поучении рассказывает: «Половци... облизахутся на нас акы волци» (ср.: Срезневский, I, 379). Но в Александрии «волци» — символ победителей: «Перси овцы нарекутся, а македоняне волци, пред единым же волком много овец бегает» (Словарь, 1, стр. 129). В устном эпосе богатырь сопоставляется с «серым волком» (примеры см.: Перетц1, стр. 157). Примером XV в. подтверждается употребление глагола «скакати» применительно к животным: «Скакаеши же яко бык» (Срезневский, III, 363), в применении к людям: «...кровавыми ногами скачють по ереискым местом» (Флавий, стр. 332). В книге пророка Исаии римские воины изображены так: «Стрелы остры сут их, и роженци их напряжени, ногы конем их акы тверд камык наменишася, колеса колесницам их акы буря. Устремляются акы лвы, и предстают акы львичища» (цит по кн.: Перетц2, стр. 299).
ищучи себе чти, а князю славе. — Такой оттенок в оценке цели похода мог возникнуть только у современника, который в данном случае разошелся с летописными рассказами. В Ипат. лет. Игорь после первого удачного боя с половцами говорит дружине, не выделяя себя и других князей: «Се бог силою своею возложил на врагы наша победу, а на нас честь и слава». И в покаянной речи здесь Игорь признает, что он заслужил «отместье от господа бога» не за то, что искал «славы себе», в чем упрекает его в «Слове» Святослав, а за убийство и кровопролитье «в земле крестьяньстеи» во время междоусобной войны. Игорь в летописи говорит о своей «славе» не в смысле воинской заслуги, а лишь в общем значении морального поведения — на предложение бежать из плена он сначала отвечает отказом: «Аз славы деля не бежах тогда от дружины (т. е. с поля битвы после поражения), и ныне не славным путемь не имам поити». В рассказе Лавр. лет. князья хвалятся, что они пойдут так далеко в Половецкую землю, «где же не ходили ни деди наши, а возмем до конца свою славу и честь». Здесь употреблена формула, известная, например, в Новг. IV лет., где под 1216 г. читаем: «И ту нощь стоявше князи, победивше сильнии полки и вземше свою честь и славу». Таким образом, автор «Слова» сумел внести свое индивидуальное толкование в традиционную воинскую формулу. «Слава», которой искал «себе» Игорь, отделена от «чести» борьбы за «Русскую землю». Такой оттенок согласуется с упреком Святослава, который осудил за самонадеянность молодых князей. В Ипат. лет. и в других рассказах XII в. «честь» добывается не только для дружины, но и для князей: под 1151 г. сообщается, что кияне и Черные Клобуки обещают князьям и «головы сложить» за них и «честь вашю налезем»; под 1155 г. Берендичи говорят князю Юрию: «Мы умираем за Рускую землю с твоим сыном и головы своя складаем за твою честь». Самое словосочетание «чти и славы» в литературе XI—XII вв. прочно держится в разных жанрах: «...в такои чти и в такои славе», — читаем у Нестора в «Чтении» о Борисе и Глебе; «ни чти, ни славы земныя искал есмь», — пишет Кирилл Туровский (см. примеры: Срезневский, III, 1562—1575). В переводных памятниках (цит. по кн.: Перетц1, стр. 157—158): «...без славы и без чти» (Александрия); «и ту есть слава и честь ... добрыми деянии славу и честь принесуть... принесуть славу и честь языком» (Апокалипсис, XII—XIII в.). Впрочем, в переводной учительной литературе можно встретить и такое противопоставление «славы» и «чьсти»: «Приимъшеи бо власть ... от друг своих славы хотять, а от мьньшиих поклонения просять и чьсти» (Изборник Святослава 1076 г., л. 47). Здесь «слава» как будто выше «чьсти», напоминая формулу «Слова» себе чти, а князю славе. — Параллель к сочетанию глагола искати с отвлеченными понятиями чти... славе находим в Ипат. лет. под 1115 г.: «искати лиха».
Тогда Игорь възре на светлое солнце. — Сочетание «възрети на» с винит. пад. постоянно в памятниках XI—XII вв. В рассказе Ипат. лет. о солнечном затмении 1185 г. читаем: «Игорь же, возрев на небо, и виде солнце, стояще яко месяць». Сочетание светлое солнце имеет соответствие в гимнографии: «солнце светло» (Минея 1095—1097 гг., сентябрь, стр. 0115; ноябрь, стр. 453). Подробнее см. ниже, стр. 174 в связи с сочетанием тресветлое слънце. и виде отъ него тьмою вся своя воя прикрыты. — воя в значении существ. собират. — «войско» в переводной и русской письменности находим с XI в.: «Послав своя воя» (Остром. ев.: Словарь, 1, стр. 127); «се бо вси вои... в руку твоею суть» (Успенск. сб. XII в., стр. 15). Форма винит. пад. на «я», по определению С. П. Обнорского (Очерки, стр. 152), «книжная», в которой «я» заменило церк.-слав. юс малый. Такая форма употреблена и в переводе Флавия: «...поем вся воя своя с собою» (стр. 263). В плаче Ярославны читается русская форма винит. пад.: простре... на ладе вои. — В значении «темнота» слово «тьма» известно уже в Остром. ев.: «Тьма бысть по вьсеи земли» (Срезневский, III, 1081). Летопись под 1024 г. упоминает о ночной «тьме», то же и житие Феодосия Печерского (примеры см.: Срезневский, III, 1081): «...солнце обратится в тьму» (Паремийник XIII в.: Перетц1, стр. 160). В Ипат. лет. под 1187 г. описывается солнечное затмение, во время которого «тма бысть по всеи земле». — прикрыты — с творит. пад. (тьмою) известно с XI в.: «Понуди естьство свое прикрыти одеждою» (Изборник Святослава 1076 г., л. 38 об.; другие примеры: Срезневский, II, 1417). Ипат. лет. (1185 г.) так описывает солнечное затмение, которое застигло дружины Игоря на берегу Донца «в год вечернии»: «Игорь жь возрев на небо и виде солнце стояще яко месяць». И сам князь Игорь и его дружина восприняли это затмение как «знамение»: «Видите ли, что есть знамение се? Они же узревше и видиша вси, и поникоша главами, и рекоша мужи: Княже, се есть не на добро знамение се». Но Игорь отвел это прямое предупреждение: «Таины божия никто же не весть, а знамению творець бог и всему миру своему. А нам что створить бог или на добро или на наше зло, а то же нам видити». С этими словами Игорь «перебреде Донець». Лавр. лет. под 1186 г. подробнее описывает затмение, но не связывает его с походом молодых князей: сообщением о затмении начинается рассказ о событиях 1186 г. Далее сообщается, что родился сын у князя Всеволода, что его крестили, а «Олгови внуци» задумали поход. И хотя само описание затмения заканчивается словами: «Страшно бе видети человеком знаменье божье», но в рассказе о походе ни разу не припоминается это «знаменье». В «Слове» Игорь пренебрег «знаменьем» не по тем соображениям, которые приводит рассказ Ипат. лет., а страстное желание искусити Дону Великаго заставило забыть грозное предупреждение. Само истолкование солнечного и лунного затмения как «знамений» «божьего гнева» и предвестий всевозможных бедствий — нашествий врагов, междоусобных войн, «мора», эпидемий, опустошавших целые области, голода — широко представлено в церковно-учительной и исторической литературе русского средневековья. Эти грозные явления будут предшествовать, согласно Библии, «второму пришествию» и «страшному суду», отсюда средневековые писатели сделали вывод, что затмения светил небесных, появление комет — это знамения «божьего гнева» на людей.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27-28-29-30-31-32-33-34-35-36-37-38-39-40-41-42-43-44-45-46-47-48-49-50-51