«Слово о полку Игореве» и литературная традиция XVIII — начала XIX в. Страница 18
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27
Одной из отличительных особенностей исторической прозы, возникшей под влиянием Оссиана, является ее психологизм. Автора в первую очередь интересует душевный мир героев. Действия их — дань лежащим в основе текста древним легендам и песням — превращаются лишь в предлог для размышлений. Повествование проигрывает в динамике («Слово о полку Игореве» не может идти ни в какое сравнение с подобной прозой по сжатости и быстроте действия). Зато, находясь по глубине психологизма на уровне передовых достижений писателей XVIII в., — эта сторона повествования способна увлечь даже современного читателя, — оссианическая проза развертывает решительно недоступную средневековой литературе картину душевных переживаний личности. Субъективизм позиции автора проявляется в том, что внутренний мир героев плотно скоординирован с переживаниями повествователя, — из всего богатства человеческих эмоций им наиболее щедро отпущены меланхолические. С этим связана и другая черта — описание внешности, выражения лица, мимики. Причем, как это типично для литературы конца XVIII в., экзальтация душевных переживании сопровождается экзальтацией внешних проявлений. Изображение разрыва между душой и телом, внутренним миром и внешним выражением, величием ума и телесным уродством, — станет достоянием уже следующего, романтического, периода. Фраза типа: «Слеза готова была выкатиться из ока его, ибо он думал о падшей Балклуте»1, — чрезвычайно типична для «оссианического стиля» и решительно невозможна в «Слове».
Постоянным источником меланхолии, господствующей в песнях Оссиана, является обращенность всех сюжетов в прошлое. Даже рассказы о героизме и победах не утверждают идею мужества, а говорят о быстротечности всего земного. Повествуя о подвигах, Оссиан говорит о бесследно прошедшем. Настоящее пусто и уныло для ждущего смерти и живущего воспоминаниями слепого певца. Рефрен: «Повесть времен старых! Дела минувших лет!»2 — становится лейтмотивом всех песен. Повествование в «Слове о полку Игореве» не только хронологически современно времени исполнения — оно обращено к реальным политическим интересам сегодняшнего дня. В песнях Оссиана современность — фон для «преданий старины глубокой». В «Слове» сама старина говорит языком современности и служит для нее фоном.
Все сказанное позволяет сделать вывод: даже если оставить в стороне некоторые фразеологизмы «Слова», мнимый характер «оссианизма» которых был вскрыт еще Р. Якобсоном, мы не можем найти точек соприкосновения между предромантической (в частности «оссианической») прозой и «Словом о полку Игореве».
Сопоставление «Слова» с литературной традицией XVIII в. приводит, таким образом, к негативным выводам. Однако для полноты решения вопроса требуется рассмотреть еще одну его сторону. Вопрос о том, находит ли себе «Слово» полноправное место как органическое явление русской литературы конца XVIII в., требует изучения степени, с какой содержание памятника — идейное и художественное — оказалось доступным его первым читателям — литераторам первой четверти XIX в.
«Слово о полку Игореве» породило многочисленные отклики в художественной и научной литературе начала XIX в.3 Оно оказало оплодотворяющее воздействие на целые сферы общественной и эстетической мысли. И вместе с тем нельзя согласиться с С. Ф. Елеонским4 и Ф. М. Головенченко5, склонными подчеркивать широту влияния «Слова» на русскую литературу начала XIX в., не акцентируя того, что писатели этого времени воспринимали «Слово» «избирательно», улавливая в памятнике древнерусской письменности лишь те стороны, которые совпадали с их собственными эстетическими представлениями. Мы не можем назвать ни одного литературного произведения начала XIX в., которое воспроизвело бы все идейно-художественное единство «Слова», ни одного критика, который бы осмыслил до конца его содержание.
Прежде всего следует отметить, что основная сюжетная ситуация «Слова» не встретила сочувствия и понимания в литературе начала XIX в. Среди многочисленных отражений памятника мы не находим ни одной попытки воспроизведения его сюжетной ситуации. Первые же литературные отклики дают в этом отношении весьма показательный материал. Писатели начала XIX в. не удовлетворены ни содержанием памятника, повествующего о поражении, ни его героями. К числу наиболее ранних, появившихся еще до опубликования «Слова», откликов относится поэма В. Г. Нарежного «Песнь Владимиру киевских баянов (На прибытие его в столицу по совершении Херсонского похода, во время которого он крестился)»6. С. Ф. Елеонский считает, что «с содержанием „Слова о полку Игореве“ Нарежный пока не был еще знаком, если судить по тому, что в „Песне Владимиру киевских баянов“, кроме имени „баянов“, нет ни одной черты, заимствованной из „Слова“»7. С этим трудно согласиться. Как известно, еще до опубликования «Слова» русская (особенно связанная с Москвой и Московским университетом) литературная общественность довольно широко ознакомилась по рукописным копиям с текстом памятника8. «Кроме имени баянов», нет ни одной черты, заимствованной из «Слова», и в поэмах Востокова «Светлана и Мстислав» и «Певислад и Зора». Однако сам автор не только засвидетельствовал свое знакомство со «Словом», но субъективно воспринимал свое произведение как продолжение древнерусской традиции. Как же изменяли сюжет памятника Нарежный и Востоков? Нарежный перенес действие в эпоху Владимира I и заставил своего героя возвратиться из победоносного похода. Сама идея патриотической поэмы подразумевала в представлении Нарежного (а затем и преддекабристских и декабристских литераторов) требование «важного» содержания. Баяны Нарежного повествуют о событии, которое, в представлении писателя нового времени, значительно более достойно воспевания, чем эпизодический и неудачный поход, — о принятии Русью христианства. Не следует торопиться делать из этого вывод о сочувствии Нарежного — писателя с бесспорными радикальными настроениями — церковно-консервативному лагерю. Видимо, под влиянием «Слова» (а может быть, и поэмы Нарежного) создать произведение о крещении Руси собирался и Н. И. Гнедич9.
По пути Нарежного пошло значительное число литераторов начала XIX в. Писатели и реакционно-охранительного, и прогрессивного лагерей стремились видоизменить сюжет. И с точки зрения официальных защитников эпопеи, авторов «Петрид» и «Александрид», и с точки зрения молодых деятелей преддекабристского, а затем и декабристского лагеря, боровшихся за патриотическое и героическое искусство, сюжет национальной эпопеи не мог строиться на историческом материале неудачного похода и иметь главными героями князей, совершающих политически ошибочные действия.
В связи с этим определилась тенденция, опираясь на текст «Слова», «передвигать» время действия памятника в эпоху Владимира или Мстислава — победителя касогов. Так поступал Нарежный в «Славянских вечерах».
В 1808 г. появилась повесть П. Львова, также посвященная Мстиславу. Повесть П. Львова была переделана в поэму (автором переделки, как установил Ф. Я. Прийма, был Кунгушев). Произведение это, озаглавленное «Отрывок из повести о князе Мстиславе великом, победителе половцев», появилось вскоре после окончания войны с Наполеоном (1814 г.) и, по мысли автора, должно было перекликаться с современностью. Автор поэмы стремится как бы «подправить» «Слово о полку Игореве» — сохранить, по его представлениям, фразеологию и стиль (на самом деле это, конечно, не достигается), но изменить содержание. Поэма начинается с прославления Мстислава:
|
Он стоял за землю Русскую
Твердой грудью, как отец родной.
И руками богатырскими
Градом стрелы на врагов пускал10. |
1 Картон. Поэма барда Оссиана, стр. 135.
2 Там же, стр. 120.
3 Отклики эти с почти исчерпывающей полнотой зарегистрированы в литературе, перечисленной в начале нашей статьи.
4 С. Ф. Елеонский. Поэтические образы «Слова о полку Игореве» в русской литературе конца XVIII — начала XIX в. — Сб. «Слово о полку Игореве», Гослитиздат, М., 1947, стр. 103—104.
5 Ф. М. Головенченко. «Слово о полку Игореве». — Ученые записки МГПИ, т. LXXXII, вып. 6, М., 1955, стр. 17.
6 Приятное и полезное препровождение времени, 1798, ч. XX, стр. 378—384.
7 С. Ф. Елеонский. Поэтические образы «Слова о полку Игореве» в русской литературе, стр. 100.
8 См.: Л. К. Ильинский. Перевод «Слова о полку Игореве» по рукописи XVIII века. — ПДПИ, CLXXXIX, Пгр., 1920.
9 См.: Ф. Я. Прийма. «Слово о полку Игореве» в научной и художественной мысли XIX века. — Сб. «Слово о полку Игореве», исследования и статьи, Изд. АН СССР, М. — Л., 1950, стр. 303.
10 Кунгушев. Отрывок из повести о князе Мстиславе великом, победителе половцев. (Из Тамбова). — Русский вестник, 1814, кн. 5, стр. 3.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26-27