Слово о полку Игореве. Страница 11
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13
Поэт выдвигает навеянные ему знамением — затмением солнца — аллегорические смутные образы, символизирующие нарастающую печаль поэмы. Таков упомянутый Див, предупреждающий половцев, «Беда» Игоря, разгоняющая птиц, Дева-Обида, плещущая на синем море, «Карна и Жля» с погребальными факелами. Только Донец дружески беседует с героем, зато припоминается, что Стугна погубила юного Ростислава, Сула с Двиною не серебряными струями, а «болотом» текут к полочанам, растерявшим прадеднюю славу.
Поэт в высшей степени музыкален. Действительно, он умеет «приклонять слух», по выражению Кирилла Туровского. Нет другого памятника, столь полного шума, звона, стона. «Что ми шумить, что ми звенить давечя рано предъ зорями», — восклицает сам автор. Половцы наступают «с кликом», гремят мечи, сабли о шеломы, трещат копья, трубят трубы, кричат телеги в полночь, звонят «в прадеднюю славу», звенит слава... Поэт слышит позванивание золотом готских красавиц, пение девиц на Дунае, голоса которых вьются через море, рев хищных зверей, клекот птиц, рыканье туров, пение соловьев, заунывную кукушку Ярославну. Он прекрасно умеет передать звон кованой рыцарской рати; от зловещего этого звона старый Владимир «затыкал уши» у себя в Чернигове. Земля стонет, «тутнет» при движении рати, сопровождаемом зловещими раскатами грозы, плеском моря, шелестом травы. Карканье хищников противопоставлено замолкшим возгласам хлебопашцев; читателю даже слышно трепетание половецких веж во время Игорева побега.
Не менее богата живописная палитра автора Слова. Поэт продолжает находиться под впечатлением случившегося затмения: «два солнца помeркоста, оба багряная стлъпа погасоста», — говорят бояре об Игоре со Всеволодом. Солнце Игорю — тьмою путь заступало, а когда прошла беда — «солнце свeтится на небесe, Игорь князь в Руской земли». Блеск доспехов, освещенных солнцем («посвечивание шлемом»), сменяется синими молниями, кровавыми зорями, мглистыми туманами. Клику поганых русские противополагают свои красные щиты; красный стяг, белая хоругвь, красная челка, серебряное «стружие» достаются храброму Святославичу. Живописный талант поэта подсказал поражающие современного читателя метафорические картины. Сведомые Всеволодовы «кмети» — рожденные на поле брани ребята: их пеленали под звуки труб, укачивали под шлемами, кормили с конца копья. Олег Гориславич — ковач и пахарь земли Русской, только ковал он крамолу, сеял стрелы. Плох сев, когда черная земля вспахана конскими копытами, сеяна костьми, полита кровью. Жатва, результат такого сева, ужасна: постилают снопы-головы, молотят булатными «цепами», на току отдают жизнь, веют душу от тела. Где же народу веселиться после успешного окончания полевых работ. Битва — это брачный пир, когда недостает кровавого вина, когда напаивают «сватов», а сами ложатся «за землю Русскую», когда, вместо ласк молодой жены, Изяслава Васильковича «приласкали» литовские мечи на окровавленной траве-постели.
Поэт средневековой поры, автор Слова многими образами пользуется из обихода соколиной охоты, любимой забавы феодалов. Когда Игорь жил в плену, половцы, как рассказывает повесть Ипатьевской летописи, обходились с ним весьма мягко: «волю ему даяхуть, гдe хочеть, ту eздяшеть и ястребомъ ловяшетъ». Начиная со сравнения игры Бояна с соколиной охотой, поэт последовательно, тонко проводит этот лейтмотив по своей поэме. Игорь с товарищами — Ольгово храброе гнездо, не для обиды рожденное; Мстиславичи, их трое, не «худого гнезда» шестокрыльцы — это Мстиславово храброе гнездо; когда сокол линяет, — говорит Святослав Киевский, — высоко птиц подбивает, не дает своего гнезда в обиду. Далеко зашел Игорь-сокол, птиц избивая, к половецкому морю. За это сабли поганых подрубили обоим братьям крылья, надели на них железные путины. Поэт говорит: «припeшали» — сокол с подрезанными крыльями звался «пeшим». Струны гусель, телеги, Дева-Обида сравниваются с лебедями — главной соколиной добычей. Прекрасен разговор половецких ханов, мчащихся вослед Игорю: Если сокол к гнезду летит, расстреляем мы соколенка золотыми стрелами, — говорит один. — Нет, лучше опутаем соколенка красной девицей, — возражает сват Игоря, Кончак. — А если мы его женим, — возражает Гза, — то ни соколенка, ни красной девицы у нас не будет, «почнуть наю птици бити въ полe половецкомъ».
Автор «Слова о полку Игореве» в высшей степени искусно пользуется внешними изобразительными средствами. На первый план следует поставить употребление «аллитераций» и «ассонансов». Это начальное, внутреннее, иногда синтаксически конечное созвучие идет с глубокой древности. Им пользовался Гомер, подражал Вергилий (Arma virumque cano, Troiae qui primus ab oris...). Особенного развитая достигли эти созвучия в средневековье; их значительно поддерживала народная поэзия. Такова, например, гармония слова, всецело основанная на аллитерации, в народном эпосе «Калевала».
Аллитерация Слова роскошна. Ее не мог не заметить ряд исследователей (П. Вяземский, Е. Барсов, Р. Абихт, І. Франко, В. Ржига). Всего чаще она встречается на начальную согласную: «та преди пeснь пояше», «пороси поля прикрываютъ», «в пятокъ потопташа поганыя плъкы Половецкыя, и рассушася стрeлами по полю, помчаша красныя дeвкы Половецкыя», «вeтри Стрибожи внуци вeютъ», «тъщими тулы поганыхъ тлъковинъ», «тугою имъ тули затче», «князи сами на себе крамолу коваху». Особенно часта аллитерация на с, с его изменением на з: «се ли створисте моей сребреней сeдинe»; «сабли изъострени, сами скачуть аки сeрыи влъци», «жалость ему знамение заступи искусити...» Существуют речения комбинированные, с чередованием с и плавных р, л: «съ зараніа до вечера, съ вечера до свeта летятъ стрeлы каленыя, гримлютъ сабли о шеломы, трещатъ копіа харалужныя въ полe незнаемe среди земли Половецкыи». Весьма употребительны плавные в сочетании с предшествующими одинаковыми или сходными согласными: «Святъславъ изрони злато слово, съ слезами смeшено», «чрьленъ стягъ... чрьлена чолка, сребрено стружіе храброму Святъславличю».
Относительно гласных звуков следует отметить ассонансы на о: «дремлеть въ полe Ольгово хороброе гнeздо, далече залeтeло, не было оно обидe порождено, ни соколу, ни кречету, ни тебe, чръный воронъ, поганый Половчине». Здесь — прямая напевность. Интересны ассонансы на у, вообще на широкие гласные, выражающие натиск силы, гнет: «взмути рeки и озеры, иссуши потокы и болота» (они напоминают подражательное В. Брюсова: «Третий на коне тяжелоступном, в землю втиснувшем упор копыт, в забытьи, волненью недоступном, недвижимо, сжав узду стоит»).
Встречаются созвучия более сложные: «на кровати тисовe», «темно бо бe»,«сквозe землю», «чему мычеши», обeсися синe мьглe», «на морe рано...» Аллитерация звучанием усиливает зловещие картины: «Солнце ему тьмою путь заступаше, нощь стонущи ему грозою птичь убуди, свистъ звeрий въ стаи зби». Здесь слышны зловещие завыванья ночи.
У поэта аллитерация доходит до своеобразной рифмовки: «страны ради, гради весели». Особенно часто оперирует он со словом слава: «Бориса Вячеславича слава», «Изяслав притрепа славу», «славу Святославлю», «разшибе славу Ярославу».
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13