Слово о полку Игореве. Страница 9
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13
Мысль о неожиданности появления в раннем русском средневековье столь сложного и высокохудожественного памятника, как Слово, неисторична и неверна. Слово не могло возникнуть без подготовительного периода в русской литературе, да оно и не единично среди русских памятников XI—XIII вв. ни по элементам формальным, ни по идеологии. Предшествующие и современные ему исторические повести имеют с ним много точек соприкосновения. И если Слово как повесть («трудныхъ повестий о пълку Игореве», «почнемъ же, братие, повесть сию») отличается от жанра других повестей, то не самыми элементами выражения, а концентрацией их и применением. Затем, Слово ведь не повесть только, а и песня («начати же ся тъй песни», «певше песнь старымъ княземъ, а потомъ молодымъ пети»), т. е. оно не чуждо и песенному жанру, представителя которого мы знаем в лице Бояна, «песнотворца стараго времени». Это песнотворчество князьям во славу было в расцвете при Владимире Мономахе, при его сопернике Олеге Святославиче — и еще ранее, но книги не донесли до нас его образцов. Может быть, Бояновы и подобные песни и не предназначались для книги, или такие книги исчезали, гонимые средневековою церковью.
Автор Слова, отмежевываясь от «замышления Бояня», все же находился под его воздействием. Он обновил и развил старую манеру княжеских певцов и довел их героическую песнь до героической поэмы, применив к ее строению опытность писателя, в совершенстве знающего книжные жанры1.
Поэма эта, несомненно, ритмична; значительную часть ее текста многие исследователи пробовали разлагать на стихотворные строки и даже предполагали, что она пелась. Но до сих пор еще не установился общий взгляд по этому поводу, так как на пути к решению вопроса стоят большие трудности. Прежде всего самый текст Слова дошел до нас не в рукописи XII в., а в списке века XVI с подновленной орфографией и с ошибками, что еще более было умножено изданием 1800 г. и писарской копией Екатерины II. Затем, до метрического собственно исследования надлежало еще предварительно установить нормы произнесения некоторых звуков и законы ударения для языка XII в. Установление же этих норм и законов до сих пор находится в начальной стадии. Наконец, самая метрика для XII в., по отсутствию древних аналогий, является весьма гипотетичной. Наибольшим знатоком в области языка и стихосложения, академиком Ф. Е. Коршем, Слово о полку Игореве было исследовано со всех перечисленных сторон. Он реставрировал подлинную звуковую орфографию Слова, разложил весь реставрированный текст на стихи «былинной» системы, расставил ударения, принял во внимание и собственно музыкальную сторону, но, чтобы соблюсти стих на всем протяжении памятника, принужден был допустить много изменений не только в формах слов, но и в самом изложении текста. Этот опыт Ф. Е. Корша, несмотря на поразительную ученость и остроумие, оказался неубедительным, именно в отношении к проблеме, было ли Слово стихотворением и пелось ли оно.
Все читатели и слушатели Слова, от XVIII в. до наших дней, ощущают ритм этой поэмы, но от ритмической мерной речи еще нельзя делать прямого заключения о ее стихотворной форме. И у русских классиков-прозаиков можно указать образцы такого изложения, например, в «Тарасе Бульбе»:<
белый ус его серебрился, слеза капала одна за другою... |
Кто же главный герой этой поэмы? Хотя Слово и насыщено обильно именами князей, от прадедов и дедов до современных Слову их внуков; хотя Киевский Святослав зовется «грозным, великим» и особенно отмечается военная мощь Ярослава Галицкого и Всеволода Владимирского, а также храбрость братьев, предводителей похода, Игоря и Всеволода Святославичей, но не им во славу создана эта поэма, никто из них не заслужил быть истинным героем Слова. Героем Слова является «Русская земля», добытая и устроенная трудом великим всего русского народа. Храбрые полки Игоря идут «за землю Русскую»; это не просто воины, ратники, кмети, а «Русичи», дети Руси; углубление их во вражескую степь сопровождается горьким прощанием с родиной: «О Русская земля! уже ты за курганом!» Знаменитый дед Игоря Олег получил от автора Слова укоризненное прозвище «Гориславич», вместо отчества своего «Святославич», за то, что в усобицах своих усеял трупами родную землю и нарушил мирный труд ее «ратаев» — пахарей. Княжеские распри и крамолы допустили «поганых со всех стран» ходить «с победами на землю Русскую». И вот все областные князья призываются к единению и общей защите Русской земли: «Смысл поэмы, — писал К. Маркс, — призыв русских князей к единению как раз перед нашествием монголов»1.
Сам автор Слова не придерживался местных, узко-областных интересов, он был настоящим сыном всей Русской земли, представителем Русского народа.
Семь с половиной веков прошло с тех пор, как создалось Слово о полку Игореве, и эти века не стерли его красок, не погасили его чувства, его любви к родине и забот об ее общем благе. Творя историю своей родины, народ не раз находил в Слове созвучие своему творчеству.
2
Откуда бы ни заимствовал современник автора Слова о полку Игореве, Кирилл Туровский, свое определение двух разновидностей писателей, он четко разделил их на «историков и витий», иначе, на «летописцев и песнотворцев». Те и другие «приклоняют свой слух» «въ бывшая межи цесари рати и ополчения». Писатель-летописец отличался от песнотворца, следовательно, манерой изложения, способом выражения мыслей, подходом к материалу. А материал для тех и других был одинаков — события военные. Никоновская летопись, поместив под 1409 г. печальную повесть о разгроме Руси Едигеем, суровую объективность изложения оправдывает ссылкой на «начального летописца» Сильвестра Выдубецкого, «не украшая пишущего», который «вся временнобытства земскаа, не обинуяся, показуеть». В этом состоял основной прием летописцев. Автор Слова о полку Игореве вводит в сложную лабораторию песнотворцев.
В самом начале автор обращается к читателям с предложением, которое при небольшой перестановке слов звучит так: «Не лeпо ли ны бяшеть, братіе, начяти о пълку Игоревe, Игоря Святъславлича, старыми словесы трудныхъ повeстій». Такое обращение не стоит особняком. Волынская летопись под 1227 г. пишет: «Начнемъ же сказати бесчисленныя рати и великыя труды и частыя войны...» Предлагается, таким образом, вспомнить «трудную повесть», поведать о ратных трудах прошлого (хотя бы недавнего). Для поэтов это прошлое безраздельно понимается как «былины». Припомним начало поэмы «Нибелунги»: «Нам в старых былинах чудесного много рассказано о героях славных, о великом труде ратном...»
Однако в дальнейшем автор называет свое произведение «песнью», о чем не забывает до самого конца: «Пeвше пeснь старымъ княземъ, а потомъ молодымъ пeти». Только песнь эту автор предполагает скомпановать «по былинамъ сего времене», «а не по замышлению Бояню». Творчества последнего не раз касается автор «Слова». Явственно выступают приемы этого певца времени Ярослава. Боян далеко выходил из рамок реализма: он скакал соловьем по мысленному дереву, как сизый орел летал умом под облаками, носился серым волком по земле, через поля и горы. Безудержный полет вдохновения Бояна не привязывал его всецело к данному объекту воспевания. Его задача — набросать широкую, обобщающую картину, свить «славы оба полы сего времени», т. е. в песне славы коснуться настоящего с прошлым. Например, собираясь петь об усобицах «първыхъ временъ», Боян припоминал Ярослава, Мстислава, Романа, набрасывая весь комплекс отношений Руси Киевской и Тьмутараканской.
1 Приведем характеристику поэзии Слова о полку Игореве, принадлежащую М. А. Максимовичу (1845): «Песнь Игорю не импровизирована и не пропета, а сочинена и написана, как песнь о Калашникове Лермонтова, или русские песни Мерзлякова и Дельвига. Разница та, что новейшие поэты пробовали придавать искусственной письменной поэзии характер поэзии народной; а певец Игоря возводит народную изустную поэзию на степень образования письменного, на степень искусства. Он поэт, родившийся в веке изустной поэзии, полной песнями и верованиями своего народа, но он вместе и поэт грамотный, причастный высшим понятиям своего времени, он поэт писатель». Эта характеристика, несмотря на устарелость выражений, неясность терминологии и упрощенность некоторых понятий, до сих пор привлекает своей чуткостью и глубиной основной мысли.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13