Предисловие. Страница 2

1-2-3-4-5-6

Спустя шесть столетий, году в 1790-м, графу Алексею Мусину-Пушкину, собирателю древностей и высокопоставленному светскому члену Синода, исключительно повезло — он приобрел некое собрание старинных рукописей. Графский комиссионер (чье имя так и осталось неизвестным) купил их, как в 1813 году утверждал граф, у архимандрита Иоиля, «мужа с просвещением и любителя словесности», который управлял Спасо-Ярославским монастырем до 1788 года, когда монастырь этот был преобразован в архиерейский дом. После закрытия монастыря Иоиль сильно нуждался и был рад представившейся возможности продать неведомому посланцу Мусина рукописи, некогда принадлежавшие упраздненной обители. Среди этих-то рукописей и был обнаружен великолепный литературный шедевр, нечто среднее между поэмой и торжественной речью, исполненный в ораторском стиле и известный с тех пор как «Слово о полку Игореве»¹. Вместе с некоторыми другими рукописями «Слово» было переплетено в сборник, помеченный номером 323, и значилось пятым по счету². Сочинение это представляло собою текст, состоящий из более или менее слившихся слов, часто сокращенных или незаконченных «на лощеной бумаге... [писанных] довольно чистым письмом»³. Те немногочисленные свидетельства, выявляемые на уровне самого произведения, каковые, по мнению большинства современных исследователей, не привнесены в текст каким-нибудь русским Макферсоном, а являются естественным выражением непреложной истины, заставляют предположить, что неизвестный автор сочинил эту песнь весной или в начале лета 1187 года⁴. Рукопись же, обнаруженная Мусиным, есть гораздо более поздняя копия, сделанная предположительно в шестнадцатом веке и даже не в Киеве, а, скорее всего, во Пскове, монастырским писцом, который не понял значений некоторых архаичных слов и выражений и потому записал их неверно⁵. Готовя к публикации первое издание, Мусин и два его соредактора (Бантыш-Каменский, директор Московского архива, и его помощник Малиновский) переписали раздельно слившиеся слова (иногда неправильно), ввели современную им пунктуацию и не всегда продуманно разбили текст на абзацы⁶. Они также напечатали en regard⁷ перевод на современный русский язык, изобилующий всякого рода неточностями, псевдоклассическими парафразами и грубейшими ошибками. Первое издание «Слова о полку Игореве, Игоря, сына Святославля, внука Ольгова» вышло в Москве 5 декабря 1800 года отдельной книжкой, озаглавленной «Ироическая песнь о походе на половцев удельного князя Новагорода-Северского Игоря Святославича, писанная старинным русским языком в исходе XII столетия с переложением на употребляемое ныне наречие» (Москва, в Сенатской типографии, 1800)⁸.

¹ <...> Здесь выпущены рассуждения Набокова о транслитерации русских букв, предназначенные для английского чтения. Произведение, рассматриваемое нами, в оригинале называлось «Слово о полку Игореве, Игоря сына Святославля, внука Ольгова» (так стоит в первом издании — М., 1800, с.1). «Слово» означает здесь то, что по-английски зовется discourse («речь»), oration («торжественная речь»), sermon («наставление»); но все эти английские термины слишком подчеркивают дидактический характер сочинения, исключая его поэтичность. Значение русского слова более широко и всеобъемлюще, чем значение приведенных английских аналогов, но следует отметить, что автор в тексте произведения сам определяет его посредством иных названий, таких как «повесть» (ст. 3/3 и 27/40) и «песнь» (ст. 5/7). И действительно, перед нами слияние прозы и поэзии с апострофическими интонациями ораторского сочинения, перемежающимися лирическими напевами мелодичного плача. Его особый ритм, когда ударения совпадают с дыханием метрического красноречия, ближе к ритмической прозе, чем к поэзии. В целом, несмотря на отсутствие размера и рифмы, «Слово» можно определить, по примеру его первых издателей, как chanson (Песнь-по-французски), «славное деяние», «героическую песнь». Оно слишком драматично и слишком искусно написано, чтобы называться «лэ» (Короткая баллада в средневековой французской литературе.), а термин «повесть» не может вместить богатого разнообразия его тематики, когда описания битв прерываются отступлениями поэтического и политического характера, а повествование расцвечено диалогами, снами, заклинаниями и множеством других стилистических приемов. После долгих колебаний я решил назвать его по-английски «песнью» («song»), к чему меня окончательно склонило соображение, что наш автор был прежде всего поэтом и что здесь, как и во всех литературных шедеврах, по-настоящему существенны лишь вдохновение и искусство.
² Эти сведения снабжены попутным подстрочным примечанием на странице VII (предпоследней) мусинского предисловия к первому изданию (под заголовком «Историческое содержание "Слова"»). Позже они были приведены в более расширенном виде в «Истории государства Российского» Карамзина (1816, т. 2, прим. 333 и т. 3, прим. 272 и 282). Всего перечислено восемь названий, но они, в конце концов, сводятся к шести произведениям. Это два исторических труда, содержащих хроники древней Руси; «Сказание о Индии богатой»; «Повесть об Акире Премудром»; «Слово о полку Игореве»; и «Девгениево деяние» (с тремя названиями), помещенные в указанном порядке.
³ Согласно возвышенному, но до смешного несуразному письму от 31 декабря 1813 года, адресованному Мусиным Калайдовичу в ответ на ряд вопросов, заданных последним.
⁴ Год написания «Слова» можно установить точнее, чем время создания многих произведений европейского эпоса XII века. В центральной части песни наш певец обращается к нескольким князьям, его современникам, среди коих упомянуты Володимир Переяславльский и Ярослав Галицкий. О первом говорится, что он тяжело ранен (ст. 394—395/494—496), а из летописей известно, что он скончался от ран 18 апреля 1187 года; второй предстает перед нами процветающим князем, а мы знаем, что он умер 1 октября 1187 года. Нам также известно, что бегство Игоря из половецкого стана пришлось на весну или начало лета 1186 года и что сперва он явился в свой стольный город (Новгород-Северский) и стольный город своего дяди (Чернигов) и только потом отправился в Киев (ст. 683-684/847-848). В конце песни автор дает понять, что знает о женитьбе на половецкой княжне сына Игоря Владимира Путивльского во время пребывания того в плену; согласно летописи, Владимир вернулся домой чуть раньше или чуть позже Ефросиньина дня (то есть 25 сентября) 1187 года, с женой и ребенком (а это означает, что его женитьба у половцев состоялась не позднее середины 1186 года). Довольно бессмысленно пытаться выстроить биографию и нарисовать облик поэта, основываясь на его произведении; а чем гениальнее художник, тем скорее мы придем к ложным выводам. Разумно было бы предположить, что наш певец был киевским дружинником, но точно так же мы можем представить его себе ученым монахом, пустившимся в языческие песнопения. Есть основания полагать, что служил он при дворе Святослава III Киевского, но вполне вероятно и то, что жил он в Переяславле, где-то неподалеку от реки Сулы, или что был родом из Курска. Человек этот, очевидно, был страстным охотником, прекрасно знал степную фауну и флору, как и природу всей территории от реки Сейм до Азовского моря. Быть может, он и сам принимал участие в походе Игоря с начала и до конца или только на каком-то его этапе.
⁵ Сегодня, после комментариев и исправлений, сделанных за прошедшие полтора столетия, песнь вновь почти обрела свою (предполагаемую) былую ясность, искаженную поколениями писцов (включая переписчиков Мусина). Кроме некоторых отдельных слов, точное значение которых неясно из-за возможных ошибок переписчиков, существует лишь несколько отрывков (например, ст. 100—103/115—119, 321-324/406-410, 337-341/426-430, 484-488/599-601, 512-513/635-636, 641-644/794-799, 672-675/831-834), по-настоящему безнадежно испорченных. Значения небольшого числа слов, в основном окказионализмов, все еще остаются туманными, однако теплится слабая надежда, что в других рукописях могут отыскаться тексты, которые дадут этим случаям удовлетворительные объяснения.
⁶ После строк 26/38, 129/150, 156/180, 654/687, 589/730 и 671/ 830. В Архивном списке переписчик Мусина расставил знаки препинания более или менее сходным образом, однако не провел деления на абзацы.
⁷ Текст песни занимает левую сторону каждой из 46 страниц с переложением на современный русский язык en regard. Он сопровождается шестьюдесятью сносками, списком четырех опечаток и «Поколенной росписью российских великих и удельных князей». Издатели в значительной степени основывались на общепризнанном в то время труде — «Истории Российской с самых древнейших времен» Василия Татищева, особенно на третьем томе, опубликованном Миллером после смерти автора в 1774 году. Факсимиле первого издания «Слова» можно найти в книгах, вышедших под редакцией Адриановой-Перетц (1950) и Дмитриева (1952).
⁸ Как доказал Елеонский (в книге «Слово о полку Игореве», М., 1947, с. 96), первая отсылка к «Игоревой песни» (и Бояну) появляется в шестнадцатой песни третьего издания эпической поэмы Михаила Хераскова «Владимир [I]», завершенной им в ноябре 1796 года и опубликованной в его «Творениях» (часть II, М., январь 1797). Эта жалкая поэма написана александрийским стихом (в подражание французской манере). Помеченные звездочкой строки

1-2-3-4-5-6

• Монеты на тему "Слова"
• Стихотворный вариант Майкова
• Английский перевод Набокова
• Слово о полку Игореве. Оригинал.