Несостоявшееся открытие
1-2-3-4-5-6-7-8
(«поэмы» Бояна и «Слово о полку Игореве»)
«Слово о полку Игореве», открытое на исходе XVIII столетия и впервые изданное в 1800 г., органически вошло в нашу культуру и духовную жизнь. Несмотря на огромные достижения в его изучении оно не перестает быть объектом серьезного научного исследования со стороны литературоведов-медиевистов, лингвистов, историков. Как выдающееся явление поэтической культуры «Слово» оказывает заметное влияние на современную поэзию, появляются все новые и новые переводы и вдохновленные им стихи. Необычайно возрос интерес к древней поэме у широких кругов читателей.
Существует, однако, особая категория любителей-интерпретаторов «Слова о полку Игореве», к которой относятся справедливые слова академика Д. С. Лихачева: «Нередко болезненное стремление к значительным выводам и „открытиям“ без уравновешивающего это стремление чувства научной ответственности приводит к поспешным, хотя и эффектным выводам. Поскольку эффектные выводы легче всего удаются на значительных произведениях, — больше всего различного рода атрибуций было сделано в отношении известнейших памятников»1. К сожалению, эти слова, сказанные впервые более 20 лет назад еще в первом издании «Текстологии» (1962) Д. С. Лихачева, не утратили своей актуальности. Возрастающее количество дилетантских работ о «Слове» и появление их на страницах массовых изданий и журналов вызывает серьезную тревогу. Об этом свидетельствуют материалы «Круглого стола», проведенного «Литературной газетой» и посвященного теме: «В будущем году отмечается 800-летие „Слова о полку Игореве“. Огромен интерес к нему. Но всегда ли плодотворен?»2, а также статья О. В. Творогова «Любители и дилетанты»3, подводящая итоги названной дискуссии. С принципиальным осуждением дилетантизма в гуманитарной науке выступил в журнале «Коммунист» видный советский историк-медиевист, член-корр. АН СССР В. Т. Пашуто. Необходимость отстаивания принципов «партийности, историзма (в его мировоззренческом и этическом аспектах), — писал он, — вынуждает и к критической оценке недостаточно теоретически зрелых и источниковедчески порочных разного рода дилетантских поделок отечественных любителей создавать своего рода „творимые легенды“. Этот исторический романтизм, в свое время популярный в дворянской историографии России, к сожалению, довольно широко распространяется ныне, особенно в быстро растущем „промежуточном жанре“, который, помещаясь между художественной и научно-популярной литературами, компрометирует и ту и другую...»4. Сочинения «промежуточного жанра» можно определить также, пользуясь выражением известной современной писательницы Н. Ильиной, как «исторические фантазии»5. Авторы их не утруждают себя научной аргументацией или создают только видимость ее. К решению проблем «Слова» они подходят как к разгадыванию ребуса, головоломки, поэтому наукообразные эссе пестрят словами «загадка» и «тайна». Претендуя на раскрытие так называемых темных мест «Слова», авторы-дилетанты нередко «затемняют» и вполне ясные. Для их работ характерны произвольное обращение с текстом памятника, отсутствие границ между фактом, догадкой, предположением и вымыслом, откровенная подгонка фактов под заранее сконструированные «теории». «Выпуск в свет того или иного поверхностного исследования не просто бесполезен — он вреден»6. В отношении «Слова о полку Игореве» это чревато серьезными последствиями, так как неизбежно приводит к дискредитации великого произведения. К такому роду сочинений о «Слове» следует отнести статью А. Никитина «Испытание „Словом...“»7. Суть статьи А. Никитина, который во вступительной заметке от редакции рекомендуется как «историк и писатель», сводится к следующему. «Слово о полку Игореве» в своих основных частях — произведение неоригинальное. Текст его, создававшийся как минимум в три этапа, заимствован из неких «поэм» Бояна, которые были посвящены якобы описанию борьбы детей князя Святослава Ярославича со своими родными дядьями за наследство отца. Безымянный автор «Слова» лишь приспособил «текст» своего предшественника XI в. к сходной, по мнению А. Никитина, исторической ситуации XII в.
В целом концепция А. Никитина антинаучна. Она основана на произвольной фантазии, внутренних противоречиях, сочетающихся с неосведомленностью автора в области древнерусской литературы, истории языка, палеографии, текстологии, собственно истории. Чтобы разобрать все концептуальные и фактические ошибки, потребовалось бы сочинение, едва ли не равное по объему работе Никитина, так как почти каждое положение ее вызывает недоуменные вопросы и возражения. В пределах данной статьи представляется возможным привести наиболее характерные примеры, относящиеся к методике работы писателя-историка.
А. Никитин поставил перед собой чрезвычайно ответственную задачу: во-первых, он претендует на открытие «текстов» Бояна, во-вторых, хочет предложить читателям некую разгадку «тайны» «Слова о полку Игореве». Следует сразу отметить, что собственно исследованием «Слова» как памятника литературы XII в. Никитин не занимается. Оно интересует его лишь как подсобный материал, в котором он выискивает фрагменты «поэм» Бояна. Однако сама постановка такой задачи неправомерна, так как она не может быть решена научно, т. е. на основе строгого анализа текстов. Нам не известны никакие другие тексты Бояна, кроме тех двух «припевок», которые приводит автор «Слова о полку Игореве»: «Тяжко ти головы, кромe плечю, зло ти тeлу кромe головы» и припевка Всеславу Полоцкому «Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду суда божиа не минути!»8. Какими-либо другими свидетельствами о поэтическом творчестве Бояна современная наука не располагает. Никитин же пытается убедить читателей, что в «Слове» «не две цитаты из Бояна, а значительно большее число заимствований» (6, 219). С этого момента героем его статьи становится Боян и его «поэмы».
Поскольку научные методы для обоснования представлений А. Никитина о широких «заимствованиях» в тексте «Слова» из «поэм» Бояна отсутствуют, он решил опереться на иные: «Помочь в этом могли только логика и здравый смысл» (6, 221). Итак, научный анализ произведения подменяется «логикой» и «здравым смыслом» автора статьи, уже сконструировавшего в своем воображении сюжет «поэмы» (или «поэм») Бояна. Но самым главным средством познания, которым руководствуется Никитин, являются его впечатления и чувства. «Перечитывая строки о грозных предзнаменованиях, — пишет он, — я чувствовал, что они вылились из-под пера Бояна, а не автора „Слова...“» (7, 183; здесь и далее разрядка наша. — М. Р., Л. С.). Никитину «более верным казалось», что автор «Слова» вставлял в свой текст «подлинные строки Бояна», а не подражание им; «иного объяснения, — отмечает он, — найти я не мог. Да и не было его, по-видимому!» (6, 224). В описании битвы Игоря и Всеволода с половцами ему «чувствуется явное звучание голоса Бояна» (7, 186). Никитин «видит», где «проявляется в тексте» «Слова» «строфика Бояна» (6, 224). Стоит ему приглядеться, и он вновь видит «почти не разрушенные строфы Бояна» (7, 188, 199).
1 Лихачев Д. С. Текстология: На материале русской литературы Х—XVII веков. Л., 1983, с. 306.
2 Споры у подножия великого памятника. — Лит. газ., 1984, № 28, 11 июля, с. 3.
3 Лит. газ., 1984, № 47, 21 ноября, с. 5.
4 Пашуто В. Научный историзм и содружество муз. — Коммунист, М., 1984, № 5, с. 86.
5 Ильина Н. Поговорим о жанрах. — Лит. газ., 1984, № 39, 26 сентября, с. 16.
6 Лихачев Д. С. Текстология, с. 99, примеч. 3.
7 Никитин А. Испытание «Словом...». — Новый мир, 1984, № 5, с. 182—206; № 6, с. 211—226; № 7, с. 176—208. Далее ссылки даются в тексте в скобках, сначала указывается номер журнала, потом страница.
8 Древнерусский текст «Слова о полку Игореве» цит. по: Памятники литературы Древней Руси: XII век. М., 1980, с. 372—387.
1-2-3-4-5-6-7-8
Предыдущая глава