Образ древнерусского Бояна в интерпретации польских поэтов-романтиков. Страница 4
1-2-3-4-5
|
Tak bywalo za Lumira,
Za Bojana — teraz jeszcze
Serbska gesla, ruska lira
Konajaco zaszeleszcze.
(«Skarga wieszcza).
Так бывало в эпоху Люмира,
В эпоху Бояна, — но еще и теперь
Сербские гусли, украинская лира
В минуту смерти зашелестит. |
В поэме «Степной дух» Богдан Залеский рисует образ:
|
Guslar — geslarz zlotostruny —
Sam krol piesni — Bojan kroczy,
Na kolanach gesl podaje
Na slowianskie wszystkie kraje...
(«Duch od stepu», XVIII... 1836).
Гусляр — волшебник золотострунный —
Шествует сам король песни — Боян,
На коленях гусли обращает
Ко всем славянским странам. |
Юлиуш Словацкий в поэме «Бенёвский» с глубокой проникновенностью и с большим художественным чутьем говорит о лире Бояна; не сам Боян, а его лира, заменяющая гусли, ни с чем не может сравниться, если кого-нибудь мучает тоска; здесь образ лиры, а не гуслей — поскольку речь идет об Украине — принимает на себя основное, ведущее содержание описываемого настроения; этот образ лиры выдвигается поэтом на передний план; а это в свою очередь достигается повторением четыре раза слова «лира» в его разнообразных семантических оттенках в одном четверостишии и выделением именно не какой-либо лиры вообще, а «лиры Бояна»:
|
...Siadl (Wernyhora) i rzekl: Ludzie... wy lire Bojana
Schowali w grobie. — Liry rozmaite
Brzecza po swiecie — tam gdzie zal doskwiera...
Lecz niema drugiej liry, jak ta lira...
(«Bieniowski», VI, 105—112. 1841).
Сел (Вернигора) и сказал: Люди... вы лиру Бояна
Схоронили в могиле. — Разнообразные лиры
Звучат в мире — там, где мучает тебя тоска...
Но нет другой лиры, как эта лира... |
Однако поэтический образ древнерусского Бояна не только связав с лирой; он является и символом свободы и красоты человеческой песни, которая живет в степных цветах и птицах, словно ветер Украины. Отсюда возникает словесное сочетание — «степь Бояна», что дает особое представление о свободной цветущей степи. Это лучше всего дал почувствовать Юлиуш Словацкий в словах Свентыны, обращенных к Саве Чалому из поэмы «Бенёвский»:
|
... Ja ci ubiore w brusznice
Korowaj — sama pojde w step Bojana,
Gdzie mi spiewaja kwiaty i zorawie:
A spac nie bede na wproszonei lawie.
(«Bieniowski», V, 272—276).
.... Я для тебя украшу брусникой
Свадебный хлеб — сама же пойду в степь Бояна,
Где мне будут петь цветы и журавли:
Но спать на силком навязанной скамье я не буду. |
1-2-3-4-5