Уже невеселая, братья, година настала, уже Пустыня Русскую Силу прикрыла! Восстала враждою Обида в полках Дажбожьего внука, вступила девою на землю Троянову, заплескала лебедиными крыльями на синем море у Дона, плещучи, прогнала обильные времена! Война князей с погаными к концу пришла, ибо сказал брат брату: «То — мое, и это — мое же!»
И начали князья про малое «вот великое» молвить и сами на себя крамолу ковать, а поганые со всех сторон приходили с войною и бедой на землю Русскую. О! Далеко залетел сокол — к морю, птиц избивая.
А Игорева храброго полка не воскресить! По нем кликнула Карна, и Жля поскакала по Русской земле, жар неся погребальный в пламенном роге. Жены русские восплакались, причитая: «Уже нам милых своих ни мыслию помыслить, ни думою вздумать, ни очами не увидеть, а златом и серебром подавно не потешиться!»
И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от бед и напастей, тоска разлилась по Русской земле, печаль обильная потекла среди земли Русской. А князья сами на себя крамолу ковали, а поганые, с войной и победами рыская по Русской земле, дань собирали по векше с двора.
Те два храбрые Святославича, Игорь и Всеволод, пробудили кривду самовольством; ее смирил грозою отец их, великий грозный Святослав Киевский, устрашил своими могучими полками и булатными мечами, вторгся в землю Половецкую, притоптал холмы и овраги, взмутил реки и озера, иссушил потоки и болота, а поганого Кобяка из Лукоморья, из железных великих полков половецких, словно вихрь, выхватил, и пал Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святославовой. |