А поганого Кобяка из Лукоморья, из железных великих полков половецких, словно вихрь, вывихрил; и простерся Кобяк во граде Киеве, в гриднице Святославовой. Тут немцы и венетичи, тут греки и морава поют славу Святославову, плачут по князе Игоре, что погрузил достаток на дно Каялы, реки половецкой, русского золота насыпавши: «Тут Игорь-князь пересел из седла злата да в седло невольничье!» Уныли по городам ограды, и веселие поникло. А Святослав смутный сон видел в Киеве на горах.
«Ту ночь с вечера одевали меня, — сказал, — черным саваном на кровати тисовой; черпали мне синее вино, с отравой смешанное, сыпали мне пустыми тулами поганых половцев крупный жемчуг на грудь и усыпляли меня. Уже доски без гребня в моем тереме златоверхом; всю ночь бесовы вороны граяли у Плесненска на выгоне... были смертные сани, и несли их к синему морю».
И сказали бояре князю: «Уже, князь, горе ум полонило: то ведь два сокола слетели с отчего стола злата поискать града Тмуторокани либо испить шеломом Дону. Уже соколам крылья подрезали поганые саблями, а самих опутали путами железными.
Темно же было в третий день: два солнца померкли, оба багряные столпа погасли, а с ними молодые месяцы — Олег и Святослав — тьмою поволоклись, и в море погрузились, и великую дерзость придали поганым. На реке на Каяле тьма свет покрыла. По Русской земле простерлись половцы, словно гепарда гнездо. Уже низверглась Хула на Хвалу, уже прянула Неволя на Волю, уже ринулся Див на землю. Вот и готские красные девы запели на берегу синего моря, звеня русским золотом: поют время Бусово, лелеют месть Шаруканову. А мы уже, дружина, чужды веселия».
Тогда великий Святослав изронил златое слово, со слезами смешанное, и сказал: «О мои сыны, Игорь и Всеволод!
Рано вы начали Половецкую землю мечами дразнить, а себе славы искать. Но нечестно одолели, нечестно ведь кровь поганую проливали. Ваши храбрые сердца в жестокую броню закованы и в удали закалены. То ли сотворили моей серебряной седине, (что) уже не вижу власти сильного, и богатого, и со многим воинством, брата моего Ярослава, с черниговскими набольшими, с владыками, и с татранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ревугами, и с ольберами! |