как лелеял ты на волнах
князя,
как стелил ему зелены травы на серебряных своих берегах,
одевал его
туманами теплыми
под тенью зелена дерева,
как стерег его —
гоголем белым в заводи, черной утицею на струях,
чайками на ветрах...»
Не такова, сказать, Стугна-река:
струяся мелко — худа! Чужой стороны ручьи поглотив и в потоке растекшаяся, скрыв кусты,
князя юношу Ростислава
притворила на дне у темного ему берега...
Плачет мать Ростислава по юному Ростиславу-князю, поникли цветы в жалости,
и дерево скорбью к земле приклонило...
Не сороки ли застрекотали?
Вослед Игорю проехали
Гзак с Кончаком...
Да в ту пору вороны там не каркали,
галки приумолкли, сороки не стрекотали, — сторожко по лознякам беглецы ползли!
И только дятлы тёктом своим путь к реке указывают,
когда еще соловьи веселыми песнями
возвещают рассвет...
Говорил Гзак Кончаку:
«Коли сокол ко гнезду летит,
соколенка прострелим
стрелами позлащенными!» |