«Слово о полку Игореве» и «Задонщина» по некоторым данным морфологии. Страница 3

1-2-3-4-5-6-7-8

Окончание -e слова «брезe» («Немизe кровави брвзe не бологомъ бяхуть посeяни...», 36) обычно воспринимается исследователями как мена -e/е и -и, принадлежащая руке писца-новгородца одного из промежуточных списков «Слова»¹. А нельзя ли здесь предположить смешение со средним родом двойственного числа, поскольку слово «брег» в лексическом значении обоих берегов одной реки часто выступало в письменности в двойственном числе? Смешение родов у существительных встречается более редко по сравнению с категорией причастий, местоимений, например: «лысты желeзнeи», (Слово Иппол. об антихр., 41 (28), XII в.); «И не обрящется ктому глас гудца ни мусикія, ни свeрили, ни труба не имать слышатися ктому» (Слово Иппол. об антихр., 61 (42), XII в.).

В «Задонщине» из новообразований у основ на -о мужского рода твердой разновидности становятся формы старого винительного падежа множественного числа в значении именительного падежа. Если в раннем списке К-Б встречаются всего 4 примера этих существительных с окончанием -ы в текстах, близких «Слову»: «бубны» («Кони ржуть на Москвe, бубны бьють на Коломнe, трубы трубят в Серпуховe», 233₂₅) «полкы» (234₃₄), «щиты» (234₄₄), «шеломы» (там же), то в списках XVI—XVII вв. количество их резко возрастает, особенно в списке И-1, где приблизительно половину этих имен составляют новые формы. Таким образом, «Задонщина» довольно точно отображает картину развития языка своего времени. В XVI—XVII вв. рассматриваемые окончания явно одерживали победу над старыми формами, хотя последние еще употреблялись в силу традиции. В Синодальном списке «Задонщины» флексию -ы имеют даже существительные мягкой разновидности: «богатыры» (252_41—42), «мечы» (254₂₃), что является особенностью белорусского происхождения списка. Во всех списках «Задонщины» фигурируют имена мужского рода множественного числа с окончанием -ове в именительном падеже: «татарове», «щурове», «фрязове», «турове». В списке У находим -овя вместо -ове: «татаровя», «бусормановя», «пановя» — черта, которая характерна для поздних памятников (см. Повесть о Горе-Злочастии, Уложение 1649 г.). В списке У намечается тенденция к исчезновению окончания -ове (-овя), на что указывают случаи колебаний: «татаровя бусормановя» (243₁₈), но: «татары» (247₃₉), «бусорманы» (248₁₂); ср. также: «ратаи» в тексте, близком «Слову о полку Игореве»: «И в то время по Резанской земле около Дону ни ратаи, ни пастухи в полe не кличют, но едины вороны грают» (247₆).

Начиная со списка И-2 «Задонщины» (конец XV — начало XVI в.) можно зарегистрировать на примере слова «меди» (236₂₉; в списках И-1, У, С «меды») обратное воздействие основ на -о на склонение на -й (ср.: «меды изварены» — Новг. I лет., Син. сп., 72, XIII в.). По всем спискам прослеживается влияние на имена женского рода множественного числа соответствующих форм с основой на -і: «бо[л]ярыни», «княгини», «тучи», «зори», «молнии» («Прилeлeяшас[я] великиа тучи по морю на Рускую землю, из них выступают кровавыя зори, и в нихъ трепещуть силнии молнии» — И-1, 239_9—10), «телеги» («Уже бо скрипeли телеги межу Доном и Непром» — У, 24₅₂₀). Из этого видно, что влияние основ на -і в «Задонщине» представлено более широко, чем в «Слове». Это влияние наблюдается в формах, где в «Слове» стоит архаическая форма. Список У (середина XVII в.) в числе отклонений впервые фиксирует окончание -а(-я) в именительном падеже множественного числа у существительных мужского рода: «бояра», «бояря» (247₄₂, 243₂₁). Эти формы появляются в древнерусском языке с XV в.² Поэтому в оригинале «Задонщины» упомянутых форм не могло быть. Да и в списке У данная форма употребляется довольно робко (наряду с «бояра» есть «бояры» — 246₃₅) в связи со слабым бытованием ее в XVII в.

Нарушение нормы в словах «соколe» (240₁), «воронe» («В то время по Резанскои земли около Дону ни пастуси кличут, но однe воронe грають» — 240₃₂, ср. «Слово»), «орлe» (241₃₂) списка И-1 можно рассматривать, очевидно, как наслоение двух процессов: с одной стороны, объединение мягкой и твердой разновидностей, наблюдаемое в письменности с XI в., с другой стороны — смешение именительного и винительного падежей. В данном случае винительный мягкой разновидности склонения на -о выступает вместо именительного. Эта замена в памятниках отмечается начиная с XIII в.: «На ту же зиму иде Мьстислав съ зятьмь съ Глeбомь и съ братомь Яропълкомь на Суждаль, и бишася за Калакшею, и ту победиша рязанце, и яша князя Глeба и съ сыномь и Мьстислава съ братомь Яропълкомь, порубиша я» (Новг. I лет., 35, под 1176 г., XIII в.). Если предположить, что форма «брезe» «Слова о полку Игореве» (см. выше, стр. 260—261) тоже является результатом этого процесса, тогда, очевидно, ее не было в оригинале памятника.

Возможно, одновременно происходило в древнерусском языке и обратное влияние именительного падежа на винительный. В «Слове о полку Игореве» в функции винительного падежа употребляется именительный падеж следующих слов: «комони» (5, 7), «вои» (13, 38, 39), «хлъми» (21), «салтани» (30), «мечи» (32), «гради» (32), «князи» (32), «стязи» (34), «лучи» (39), «тули» (39). По мнению С. П. Обнорского, это составляет особенность какого-то списка памятника³. Однако можно встретить в текстах XI—XII вв. именительный падеж в функции винительного. Например, в старославянских текстах: «видeвъше же убо клеврети» (Мариинск. ев., 65); «Благословите всe дeла господнe господа поите и прeвзносите его... Благословите росы и ініи леди і мрази господа поіте...

Благословите землe горы и хльми всe прозябаящія на земли» (Погод. псалт., л. 277 об., XII в.); в древнерусских памятниках: «Колику наимьникъ оца моего избывають хлеби...» (Остр. ев., 118б, 1056—1057 гг.). Впрочем, то же см.: «расыпаемы видя(ще) по земли уди своя» (Новг. минеи, 0156, 1095—1097); «чьтущеи камение, каменьна неплодия съдeлавъшеи кумири» (там же, 0159); «Яко оставивъ церковьныя суди наитье сътвори» (Ефрем. крмч., 424, XI—XII вв.);⁴ «Князи бо имамъ владуща нами» (Ж. Нифонта, 296, 1219 г.). В списках «Задонщины» очень мало находим подобных примеров. Интересно, что почти все они приходятся на тексты, сходные со «Словом»: «Доне, Доне, быстрыи Доне, прошелъ еси землю половецкую, пробилъ еси берези хараужныя» (К-Б, 235₂₁); «Цег буря (со)коли снесет из земли залeтъские в поле половецкое» (И-1, 238₁₆); «протопташа холми и лугы» (И-1, 240_6Б); «соколи» (У, 244₁₆), «холми и луги» (У, 246₂₁); «щити» (С, 252₃₃). В столь редком использовании именительного падежа вместо винительного твердой разновидности основ на -о переписчиками «Задонщины» сказалось то, что в течение XV—XVII вв. винительный падеж данной категории существительных окончательно закрепляет за собой право выступать в функции именительного (см. выше, стр. 260—261).

Как диалектную черту позднего происхождения (XIV—XV вв.) отмечают исследователи слова? среднего рода с флексией -ы (-и) вместо -а в «Слове о полку Игореве»: «взмути рeки и озеры» (21); «уныша... забралы» (22);⁵ «меча времены (чит.: «бремены») чрезъ облаки» (30). Но ср. «лысты» (от «лысто») (см. выше, стр. 261). В «Задонщине» тоже находим однажды «чады» (У, 243₂₁). Что же касается слова «озеро», то оно здесь везде в тексте, близком «Слову», фигурирует в старой форме: «возмутис(я) реки и езера» (И-1, 240₇); «озера» (У, 246₂₁), «езора» (С, 253₅).

¹ См.: там же, стр. 144, 153.
² См.: Кузнецов. Очерки, стр. 50.
³ См.: Обнорский. Очерки, стр. 154.
⁴ См.: Б. И. Скупский. Совпадение форм именительного и винительного падежей множественного числа у существительных мужского рода в древнерусском языке. Кандидатская диссертация, М., 1953, стр. 241—242.
⁵ См.: Обнорский. Очерки, стр. 155; Кузнецов. Очерки, стр. 56.

1-2-3-4-5-6-7-8