Не пора ли нам было б, братья, начать старыми словами повесть ратную о походе Игоревом, Игоря Святославича? Начаться же той песни по былям нашего времени, а не по замышлению Боянову. Боян же вещий, коли хотел кому песнь творить, растекался мыслию по древу, серым волком по-земи, сизым орлом в подоблачьи, помнил он, молвят, прежних времен усобицы. Тогда пускал он десять соколов на стадо лебедей; которую сокол настигал, та первая песню запевала старому Ярославу, храброму Мстиславу, что зарезал Редедю пред полками касожскими, удалому Роману Святославичу. Боян же, братья, не десять соколов пускал на стадо лебединое, но свои вещие персты возлагал на живые струны, и сами князьям они славу рокотали. Начнем же, братья, повесть сию от старого Владимира до нынешнего Игоря, который скрепил ум силою своею и заострил сердце свое мужеством; исполнившись ратного духа, навел свои храбрые полки на землю Половецкую за землю Русскую.
Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и видит: от него тьмою все воины его прикрыты. И сказал Игорь дружине своей: „Братья и дружина, лучше убитым быть, чем полоненным быть; сядем же на коней своих борзых, поглядим, братья, синего Дона“. Ратный пыл овладел умом князя, и жажда изведать Дона великого знамение ему заслонила. „Хочу, молвил, копье переломить в конце поля Половецкого: с вами, русичи, хочу сложить свою голову, либо испить шеломом Дона!“
О Боян, соловей старого времени, кабы ты эти полки воспел, скача, соловей, по мысленному древу, летая умом под облаком, свивая славу по обе стороны сего времени! Ры?ща тропой Трояновой чрез поля на горы, так бы петь песнь Игорю, Троянову внуку: „Не буря соколов занесла чрез поля широкие, галки стадами бегут к Дону великому“. Или так бы запеть, вещий Боян, Велесов внук: „Кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве“. |