«Слово о полку Игореве» и устная народная поэзия. Страница 2
1-2-3-4-5-6-7-8
Так народ неотступно стоит перед глазами автора, как будто, на первый взгляд, погруженного в сложную политическую борьбу феодалов. В этой заботе об интересах и сельского «ратая», и городского ремесленника, и «храбрых русичей», воинов — подлинная народность «Слова о полку Игореве», роднящая этот высоко художественный литературный памятник с устной поэзией трудового народа. Идейное родство с ней «Слова» обусловливает и близость художественного метода отражения действительности у блестяще образованного писателя и народных поэтов.
На протяжении всего «Слова» единственной причиной гибели войска Игоря и того, что «по Русской земли прострошася половци акы пардуже гнездо», — остаются «княже непособие» и княжеские «которы», а единственной силой, которая может и должна встать на защиту Русской земли, в представлении автора, являются «храбрые русичи», возглавляемые сильными, мужественными и единодушно действующими князьями.
В этой общей концепции «Слова» нет и следа философии истории, которую внушало феодализированное христианство. Зато эта концепция созвучна историческому мышлению устного эпоса. Потому-то «Слово», как и народный героический эпос, лишено религиозного осмысления событий, воззваний к помощи потусторонних сил, религиозной чувствительности, — всего того, что отчетливо проступает в летописных повестях о походе Игоря Святославича, но что совершенно чуждо устному эпосу.
Чтобы нагляднее представить отличие реалистического исторического мышления автора «Слова» от официальной философии истории, напомним, как последовательно возвращаются к религиозной форме осмысления событий обе летописные повести о походе Игоря.
Рассказывая о событиях, предшествовавших походу молодых князей, Киевская летопись (под 1185 г.) приписывает божественной помощи победу Святослава Всеволодовича над половцами: «Съдея господь спасение свое, дасть победу князема Рускыма» (ср. в Лаврентьевской: «бог вложи в сердце князем русским» этот поход). В эпически идеализированном, но лишенном всяких ссылок на вмешательство «господне», виде рисует эту победу «Слово»: Святослав «притопта хлъми и яругы; взмути рекы и озеры; иссуши потокы и болота...».
В тоне религиозной дидактики описывается в летописях и весь поход Игоря Святославича.
В рассказе Киевской летописи сначала идут короткие реплики, напоминающие о том, что есть сила, стоящая над человеком, противиться которой он не может: в речи перед походом — «како ны бог дасть»; полки выступают «положаче на бозе упование свое»; после первого удачного приступа Игорь держит речь к дружине: «се бог силою своею возложил на врагы наша победу, а на нас честь и слава»; призывая к продолжению битвы, Игорь снова напоминает: «а самем как ны бог дасть». В решающей битве «божиим попущением уязвиша Игоря в руку». Поражение русских — проявление гнева божия: «наведе на ны господь гнев свой, в радости место наведе на ны плачь и во веселья место желю на реце Каялы». И, в соответствии с таким объяснением, построена покаянная речь Игоря, изображающая причины «гнева божия»; жестокость самого Игоря в кровопролитных междоусобных войнах навлекла на него, по мнению автора, позор поражения: «се возда ми господь по беззаконию моему и по злобе моей на мя... истинен господь и прави суди его зело». В том же плане религиозной дидактики построена речь Святослава Киевского — его отзыв на известие о поражении, соответствующий «злату слову» в «Слове о полку Игореве»: «Воля господня да будеть о всемь». Даже «божиим судом» при осаде Римова «летеста две городници с людми». И снова, после сообщения о взятии Римова, читаем наставление: «И се бог казня ны грех ради наших, наведе на ны поганыя, не акы милуя их, но нас казня и обращая ны к покаянью, да быхом ся востягнули от злых своих дел; и сим казнить ны нахождениемь поганых, да некли смирившеся воспомянемь ся от злаго пути». Вся философия истории феодализированного христианства, таким образом, налицо. И хотя, конечно, можно и должно «грехи» и «злой путь» толковать как особым языком выраженное напоминание о необходимости прекратить междоусобия, однако разница в самом способе отражения действительности летописцем и автором «Слова» остается во всей силе.
В редакции Лаврентьевской летописи русские, после первого удачного приступа, возгордились и похвалились, что они дойдут туда, «где же не ходили ни деди наши, а возмем до конца свою славу и честь; а не ведуще божья строенья». Когда половцы напали на них большими силами, «ужасошася и величанья своего отпадоша, не ведуще глаголемаго пророком: несть человеку мудрости, ни есть мужества, ни есть думы противу господеви». И вот «побежени быша наши гневом божьим»; случилось это «за наше согрешенье... Исаия бо пророк глаголеть: господи, в печали помянухом тя и прочая». Объяснение всех злоключений и самого Игоря и его дружин Лаврентьевская летопись дает также полностью в духе религиозной философии истории: «Се же здеяся грех ради наших, зане умножишася греси наши и неправды. Бог бо казнить рабы своя напастьми различными, огнемь и водою и ратью и иными различными казньми. Христьянину бо многими напастьми внити в царство небесное. Согрешихом казними есмы, яко створихом, тако и прияхом. Но кажет ны добре господь нашь, но да никто же можеть рещи, яко ненавидит нас бог, не буди такого, тако любить бог яко же възлюбил е и вознесл е и страсть прият нас ради, да ны избавить от неприязни».
Итак, авторы летописных повестей прибегли к религиозной дидактике, чтобы оттенить свое отношение к изображаемым историческим событиям и лицам, чтобы дать им оценку. Иным путем пошел автор «Слова»: религиозная окраска отсутствует в его художественном методе и языке.
Призыв к единению Русской земли — основная идея «Слова» — подкрепляется не религиозными доводами, а поэтически гиперболизированными образами смелых, сильных и могущественных князей и воинов, от которых Русская земля, разоряемая половцами, ждет защиты. Эти образы, как доказано историческим анализом «Слова», с поразительной точностью воспроизводят реальные политические взаимоотношения того времени, передают наиболее характерное в облике каждого из феодалов, и в этом их принципиальное отличие от обобщенных типов устного эпоса — исторического и сказочного; и в то же время они гиперболизированы именно со стороны тех качеств — воинской доблести и политической власти, — которые заставляют и Святослава Киевского и самого автора «Слова» искать у них помощи в обороне Русской земли: «Загородите Полю ворота своими острыми стрелами за землю Рускую, за раны Игоревы», «вступита ... в злата стремень за обиду сего времени, за землю Рускую ...».
Вот Ярослав Всеволодович Черниговский, воины которого «бес щитов, с засапожникы кликом плъкы побеждают»; вот Всеволод Юрьевич Владимирский, который может «Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти» (так поэтически выражен реальный исторический факт — Всеволод в 1182 г. совершил победоносный поход на волжских болгар, значит и на Дону он может погнать половцев); воины Рюрика и Давыда Ростиславичей «рыкают аки тури», они «злачеными шеломы по крови плаваша» (вероятно, имеется в виду жестокая битва с половцами при реке Орели в 1183 г.). Исторически точен и в то же время весь построен на поэтической гиперболе портрет Ярослава Осмомысла Галицкого: он «подпер горы Угорскыи своими железными полкы», «меча бремены чрез облакы»; «грозы твоя по землям текут... стреляеши с отня злата стола салътани за землями...». «Железными паробками» Романа Мстиславича Владимирского и Мстислава Ярославича Волынского «тресну земля».
1-2-3-4-5-6-7-8