Поэтическая полисемия и сфрагида автора в «Слове о полку Игореве». Страница 5
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10
Тоже и у Автора. Затыкал Владимир Мономах уши или закладывал уши (скобы) городских ворот бревном?
Вторая трактовка подкрепляется историческим контекстом, угаданным А. Н. Майковым и аргументированным Б. А. Рыбаковым.
Первая — словами самого Автора: «Тои же звонъ слыша давныи великыи Ярославь...» Ярослав слышал, а Владимир «уши закладаше». Разумеется, не от страха, а от негодования. «Уши укланяя от зла слышания», — читаем в Изборнике Святослава 1076 г.
Б. А. Успенский упоминает полесское выражение «ужи закладать» — наводить порчу. В древности насылание болезни представлялось как насылание змей или червей1. Но известен неолитический культ ужей, с которыми связывалось представление о дожде и об охране жилища. Постройка неолитического дома начиналась с «закладывания ужей», с рисунка безвредных змеек на месте будущего жилища2.
Видимо, позднее такие изображения стали почитаться за колдовство, а память об охраняющих жилище ужах (например, от мышей) сохранилась в созвучном выражении, известном нам по «Слову»: «уши закладать» — запирать ворота.
Есть в «Слове» и «двуязыкая» полисемия. Всеслав из Киева дорыскивал «до куръ Тьмутороканя». Учитывая, что древнерусское куръ — петух, а тюркское кура — стена, можно перевести: «дорыскивал до пения петухов до стен Тьмуторокани».
Любопытно, что именно в рассказе о князе-оборотне Всеславе, обладавшем «вещей душой в двух телах», Автор достигает предельной концентрации бисемантических оборотов. Это еще раз говорит о том, что «магическая темнота» понималась как умение «вещее», а не как бессмыслица испорченного книгописцем текста.
***
Проследив некоторые закономерности поэтики «Слова», раскроем одну из «самых трудных» страниц поэмы: Рекъ Боянъ и ходы на Святъславля пeснетворца стараго времени Ярославля Ольгова Коганя хоти... Последнюю попытку распутать и объяснить это темное место сделал А. В. Соловьев3. Он согласился с И. Е. Забелиным, что ни одной буквы в этом тексте менять не нужно. Следует только правильно разделить слова, не понятые А. Ф. Малиновским и Н. Н. Бантыш-Каменским при подготовке первого издания «Слова»: Рекъ Боянъ и Ходына, Святъславля пeстворца стараго времени Ярославля, Ольгова коганя хоти. Получается: «Сказали Боян и Ходына, Святославли песнетворцы (правильное двойственное число!) старого времени Ярославова, любимцы князя Олега».
Сейчас уже мало кто из исследователей сомневается, что Ходына — имя песнетворца.
Действительно, в древнерусском языке сказуемое перед двумя подлежащими нередко согласуется с первым и стоит в единственном числе4.
Итак, Боян и Ходына — песнетворцы Святослава Ярославича, о котором известно, что он любил пение и игру на гуслях.
Заканчивая разбор этого места, А. В. Соловьев делает справедливый вывод: «Имя „Ходына“ никак нельзя считать вставкой». К сожалению, женевский исследователь, видимо, не знал, что за четырнадцать лет до появления его работы другой комментатор пришел к тому же результату5. Иначе как объяснить, что из восьми заметок А. В. Соловьева именно четвертая («Рекъ Боянъ и Ходына») практически повторяет работу И. Д. Тиунова6? (Позднее мы увидим, как библиографическое упущение обернулось в следующей, пятой, «заметке» досадными неточностями).
А. В. Соловьев возразил против перевода фразы Ольгова коганя хоти, полагая, что если бы тут действительно имелись в виду «любимцы когана Олега», то в двойственном числе было бы не хоти, а хотя (от существительного мужского рода хоть).
Рассуждал комментатор так: в русском языке конь, но два коня, значит, хоти — женского рода.
Ссылка на «русский язык» — конечно, аргумент весьма странный. По древнерусским грамматическим нормам хоть (м. р.), очевидно, должно склоняться как существительное не второго, а четвертого типа (как гость, зять, тесть, тать), и в именительном падеже двойственного числа его форма — хоти.
Далее А. В. Соловьев указывает «на странную ошибку И. И. Срезневского», который, приведя четыре примера из пророка Иезекииля, где хоть значит «любовник», почему-то в первом случае перевел это как «любимец».
Автор «Восьми заметок...» бросает своим оппонентам довольно резкое: «Боян и Ходына не могли быть „хотями“ князя Олега, иначе его следовало бы обвинить в педерастии»7. Энергичный аргумент (почти угроза!) произвел впечатление: фразу Ольгова коганя хоти теперь все чаще трактуют как обращение к жене Олега Гориславича. (Напомним, что такую трактовку предложил еще В. Н. Перетц).
В чем же неправ А. В. Соловьев? Он пишет: «...слово „хоть“ говорит именно о плотской связи, происходя от глагола „хотеть“.
Именно по-чешски chot’ (м. р.) значит „муж“; chot’ (ж. р.) — „жена, супруга“. Последнее значение мы найдем в „Слове о полку Игореве“: „Забыв чти... и своя милыя хоти красныя Глебовны свычая и обычая“. Здесь И. И. Срезневский правильно перевел „хоть“ как „желанная, милая, жена“»8.
1 Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982, с. 69.
2 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. М., 1981, с. 165, 171.
3 Соловьев А. В. Восемь заметок к «Слову о полку Игореве». — ТОДРЛ, М.; Л., 1964, т. 20, с. 365—385.
4 Пример можно было бы взять и из «Слова», ведь эпизод, предшествующий упоминанию Бояна и Ходыны, начинается с аналогичной конструкции: ?здить Гзакъ съ Кончакомъ.
5 Тиунов И. Д. Несколько замечаний к «Слову о полку Игореве». — В кн.: Слово о полку Игореве: Сборник исследований и статей / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950, с. 196—203.
6 Ссылка на статью Тиунова у Соловьева есть, но по частному поводу. В ссылке перепутаны инициалы предшественника, название статьи, неточны выходные данные.
7 Соловьев А. В. Восемь заметок..., с. 377.
8 Соловьев А. В. Восемь заметок..., с. 377. См. также: Лихачев Д. С. «Слово о полку Игореве» и культура его времени. Л., 1985, с. 230—233.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10