|
И что тебе раны,
забывшему честь и богатство,
и город Чернигов —
отцовский престол золотой.
Забыл и красавицы Глебовны ласки,
и свычаи, и обычаи...
А были века Трояновы, лета Ярослава.
Двигал Олег походы, сын Святослава.
Мечом он ковал крамолу и стрелы сеял.
В граде Тмуторокани
ступит в златое стремя —
Всеволод звон услышит, сын Ярослава,
а Владимир в Чернигове
уши с утра затыкает.
Бориса же Вячеславича —
(хотел он вернуть Чернигов) —
храбрость на смерть привела —
постлала зеленое ложе трава
за обиды Олеговы... С той же Каялы
Святополк вывез тело отца,
прилелеяв его меж угорскими иноходцами.
Тогда при Олеге при Гориславиче
сеялись и прорастали усобицы.
Пожинали их внуки Даждьбожьи.
В княжьих раздорах
жизни людей сокращались...
Тогда на Русской земле
редко пахари перекликались,
часто вороны собирались,
трупы между собой делили,
а галки речь говорили —
куда лететь на поживу.
То были другие походы, другие беды
А такого и ворон не ведал!
С утра и до вечера,
с вечера и до света
летят каленые стрелы,
стучат о шеломы сабли,
трещат харалужные копья
в чужом Половецком поле.
Черна земля под копытами,
костьми позасеяна,
кровью полита, —
горем всходит на Русской земле.
«Что ми шумить, что ми звенить»
далече, перед зорями рано?
Игорь полки поворачивает.
Жалко милого брата.
Бились день, бились два,
а на третий день
пали к полудню Игоря стяги.
Разлучились несчастные братья
над быстрой Каялою.
Тут вина не хватило кровавого.
Тут окончили храбрые русичи пир.
Сватов напоили, а сами
за Русскую землю легли.
Никнет трава от жалости.
Низко древо в тоске склоняется.
Братья!
Уж не веселое время настало
для внуков Даждьбога. |