Трубы трубят в Новгороде, стоят стяги в Путивле; Игорь ждет милого брата Всеволода. И сказал ему буй-тур Всеволод: „Один брат, один свет светлый ты, Игорь, Оба мы — Святославичи! Седлай, брат, коней своих борзых, а мои готовы, осёдланы, под Курском стоят впереди. А мои куряне — бывалые воины: под трубы боевые рождены, под шеломами взлелеяны, концом копья вскормлены; пути им ведомы, овраги знаемы, их луки напряжены, колчаны отворены, сабли изострены, сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю славы.
Тогда вступил Игорь князь в злат-стремень и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмою путь заступало; ночь стонала ему грозою, птиц пробудила; свист звериный стада сбил. Див кличет с вершины древа, велит послушать земле незнаемой, Волге, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тмутороканский истукан! А половцы неторёными дорогами побежали к Дону великому; кричат телеги в полуночи, словно лебеди распуганные; Игорь воинов к Дону ведет. А уж беду его стерегут птицы по дубравам; волки грозу накликают по оврагам; орлы клёкотом на кости зверя зовут; лисицы брешут на червлёные щиты. О Русская земля! Уже за холмом сокрылась ты!
Долго ночь меркнет. Заря свет зажгла, мгла поля покрыла; щёкот соловьиный умолк, говор галочий пробудился; Русичи широкие поля червлёными щитами перегородили, ища себе чести, а князю славы.
Рано с зарей в пятницу они потоптали поганые полки половецкие и рассыпались стрелами по полю, помчали красных девок половецких, а с ними злато и атласы, и дорогие аксамиты. Плащами, покрывалами и опашнями и разным узорочьем половецким стали мосты мостить по болотам и топким местам. Червлёный стяг, белая хоругвь, червлёная челка, серебряный жезл — храброму Святославичу!
Дремлет в поле храброе Олегово гнездо, далёко залетело! Не было оно на обиду рождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин! Гзак бежит серым волком, Кончак путь ему кажет к Дону великому. |