|
Тихо мерцает серьга голубая,
Косам завидует ива любая,
Ветви купая в озерной воде.
Спится — не спится... и князь не приснится.
Давеча билась в окошко синица:
Словно бы к новой какой-то беде.
Солнце в оконце глядит слюдяное...
Скучное солнце сегодня какое.
Нету доселе от князя гонца.
Очи отерла холщовою тканью
Да потихонечку, раннею ранью,
Тяжко вздыхая, спустилась с крыльца.
Легкой стопою на тропку ступила.
Чу!.. где-то кличет кукушка уныло.
— Ой, горемычная, словно как я.
Тих опустевший Путивль. Недалеко
Спит городская стена одиноко.
Скорбь посетила родные края.
Бьется за русскую землю дружина,
Чтобы над ней воронье не кружило,
Бьется далече родимая рать,
По небу тучи плывут и уходят, —
Доблесть высокая в юном народе
Будет с веками расти и мужать.
Век ли кручиниться нам по светлицам,
Косам неприбранным по ветру виться,
Бисеру слезному очи мутить?
Утро росистое. Пахнет как славно.
Ветер платочек сорвал с Ярославны.
— Все бы тебе, господине, шутить.
Встала над тихой путивльской стеною,
Запричитала кукушкой лесною,
Слышат — не слышат в степи ковыли.
Руки простерла в печали-кручине:
«Ветер, ветрило, к чему, господине,
Мечешь хиновские стрелы вдали?»
Утренний ветер в ответ ей крепчает,
Ветер полыни седые качает,
Треплет кустарник, ветлою шумит.
Воды днепровские там, за холмами,
Плещут, встают буревыми волнами:
«Чей это голос нас горько корит?»
Солнце малиной зарделось далече,
Слушает женские смелые речи,
Спряталось в облачном легком дыму.
Слышит князь Игорь: не копья запели,
Ветер поет — как над вешней капелью,
Голосом лады в далеком дому. |