Слово о полку Игореве. Страница 12

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13

К аллитерациям, наконец, следует отнести синтаксический параллелизм: «нъ нечестно одолeсте, нечестно бо кровь поганую пролиясте» «ни нама будетъ сокольца, ни нама красны дeвице». Стремление к созвучию окончаний приводит автора непосредственно к рифме: «помeр коста — погасоста — поволокоста — погрузиста — подаста».

Отдавая должное великому индивидуальному мастерству автора, поэтику Слова все же надлежит считать уходящей своими корнями в русскую народную поэзию. Изобразительные средства современного фольклора многое донесли от далекой древности и во многом напоминают поэтические приемы Слова.

Сопоставления фольклора с поэмой не раз делались исследователями, но не часто, причем бывали иногда довольно односторонни. Так, например, М. Максимович, А. Потебня привлекали для сравнения фольклор преимущественно украинский, хотя давали материал и русский. Наиболее обстоятельное и в то же время доказательное сравнение Слова с русским фольклором принадлежит А. Смирнову.

Символика русского фольклора во многом одинакова со Словом. Сокол — символ героя: «Высоко сокол поднялся и о сыру матеру землю ушибся», «Не ясен сокол перелетывал, Не белый кречет перепархивал», — приезжал Илья Муромец. Соловей — певец: в эпосе имя Соловья дано искусному гусляру, пленяющему княжескую племянницу. Кукушка — тоскующая женщина: «Вскинусь я, взброшусь я кукушечкою, Полечу на свою сторону, на батюшкину». Ворон служит символом грубой силы: «Летает Невежа черным вороном»; в украинской и белорусской песне — ворон символ несчастья: «Ой у леси черны ворон граче, А мне молодому головку оплаче»: волк — символ быстроты: Волх «обернулся серым волком»; «это начал он, ведь, по полю побегивати»; тот же Волх в образе тура бежит к царству Индейскому: «Он первый скок за целу версту скочил, А другой скок не могли найти».

В Слове, как в фольклоре, в большом ходу прием сравнения положительного и отрицательного. Следует отметить трехчленную формулу сравнения, в сущности, редкую в русской народной поэзии (она свойственна юго-славянской): утверждение — отрицание — утверждение. В Слове: Боян пускает десять соколов на стадо лебедей — не десять соколов пускает — вещие персты налагает. В фольклоре: рано на заре поймал соловей кукушечку — не кукушечку поймал — красну девицу. Часто встречающаяся в Слове тавтология: трубы трубят, свет светлый, мосты мостити, мыслию смыслити, думою сдумати, песнь пояше, суды судити — обычна в народной поэзии, где тоже: мосты мостити, суды судити, думу думать.

Одинаковы в Слове и в фольклоре достоянные эпитеты: серый волк, сизый орел, черный ворон, каленая стрела, храбрая дружина, зеленая трава, борзый конь, широкое поле, златоверхий терем, тисовая (тесовая) кровать; В. Далем в его «Словаре живого великорусского языка» приведено — серебряная струя.

Живописное обращение Ильи Муромца к коню вполне созвучно с изобразительными обозначениями голосов зверей и птиц в Слове: «Неужель не слыхал крыку звериного, Свисту змеиного и щекотанья соловьиного», или «Станет речи говорить, Точно лебедь прокричит».

Исследователями приводились более обстоятельные параллели с фольклором. Так, еще Максимович отметил, что сравнение битвы с посевом, жатвой в Слове («Чръна земля под копыты костьми была посеяна, а кровию польяна») находит себе близкое соответствие в украинской песне:

Этот образ сохранился и в поздней солдатской песне:

Фольклорный образ пир-битва («ту кроваваго вина не доста; ту пиръ докончаша храбріи Русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Русскую») сближает Слово с украинской и русской народной песней:

Смерть на бою уподобляется брачному союзу и в поздней казацкой песне, где казак наказывает своему коню:

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13

• "Слово" в переводе Жуковского
• Лаковые миниатюры
• Слово. Перевод Заболоцкого
• Поэтические вариации М. Волошина