|
Были века Трояновы,
миновались лета Ярославовы;
были походы Олеговы,
Олега Святославича.
Тот Олег мечом крамолу ковал
и по земле стрелы сеял:
вступает в злат стремень
во граде Тмуторокани,
а уж звон тот слышал давний
великий Всеволод, сын Ярославов,
а Владимир что ни утро
закладал себе уши в Чернигове;
Бориса же Вячеславича,
младого и храброго князя,
похвальба на смертный суд привела
и на Канине зеленое ложе
постлала за обиду Олегову.
С такой же, как ныне,
Каялы повез Святополк
отца своего
мужду угорскими иноходцами
ко святой Софии, к Киеву.
Тогда, при Олеге Гориславиче,
засевалась и порастала усобицами,
погибала волость
Даждьбожьего внука,
в княжьих крамолах век
людской сокращался;
тогда по Русской земле редко
пахари покрикивали,
но часто вороны каркали,
мертвечину деля меж собою,
а галки речь свою заводили,
собираясь лететь на поживу.
То было в те битвы и в те походы,
а о такой битве не слыхано.
С рассвета до вечера,
С вечера до света,
летят стрелы каленые,
гремят сабли о шеломы,
трещат копия булатные
в поле незнаемом,
среди земли Половецкой.
Черна земля под копытами
костьми была засеяна,
а кровию полита;
горем взошли они по
Русской земле!
Что там шумит, что там звенит издалёка
рано перед зорями?
Игорь полк собирает:
жаль ему милого брата Всеволода!
Билися день, бились другой,
на третий день к полудню
пали стяги Игоревы.
Тут два брата разлучились
на береге быстрой Каялы,
тут кровавого вина не достало,
тут пир докончили храбрые русичи:
сватов напоили,
а сами полегли
за землю Русскую.
Никнет трава с жалости,
а древо с печалью к земле приклонилось. |