Не подобает ли нам, братья,
повести на старинный лад
печальные сказанья
о походе Игоревом,
Игоря Святославича?
Петься же той песни по
былям нашего времени,
а не по замышлению Боянову.
Боян вещий, братья, коли
хотел кому песнь творить,
растекался мыслию по древу,
носился серым волком по земле,
сизым орлом — в подоблачьи:
помнил он, молвится,
прежних времен усобицы.
Тогда пускал он десять
соколов на стадо лебедей,
которую сокол нагонял,
та первая песнь начинала
старому Ярославу,
храброму Мстиславу,
одолевшему Редедю
пред полками касожскими,
молодому Роману Святославичу.
Боян же, братья, не десять
соколов на стадо лебедей пускал,
но свои вещие персты
на живые струны возлагал
они же сами князьям славу рокотали.

Начнем же, братья, сказание наше
от старого Владимира до нынешнего Игоря,

который напряг ум волею своею
и отточил сердце свое мужеством;
исполнившись ратного духа,
повел свои храбрые полки на землю
Половецкую за землю Русскую.

Тогда Игорь взглянул на светлое солнце
и видит: от него тьмою
все воины его прикрыты.
И сказал Игорь дружине своей:
«Братья и дружина!
Лучше убитым быть,
чем полоненным быть, —
сядем же, братья, на своих борзых коней,
поглядим в дали синего Дона!»
Воспылал ум князя желанием,
и знаменье жажда ему заслонила
отведать Дона великого.
«Хочу, — молвил, — копье преломить в поле
Половецком с вами, русичи;
хочу сложить свою голову
либо испить шеломом Дона!»