Лексические и грамматические свидетельства подлинности «Слова о полку Игореве» по старым и новым данным. Страница 26
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26
Подытоживая наши впечатления от сопоставительного анализа фонетической системы и грамматического строя «Слова о полку Игореве» и «Задонщины», мы должны категорически заявить, что «Задонщина» — памятник совершенно иной языковой структуры, что только тенденциозная предвзятость может искать в ней источник, из которого вымышленный фальсификатор мог заимствовать материал для написанного им в подражание древности текста.
В заключение мы хотели бы процитировать констатацию акад. С. П. Обнорского: «В основной ткани языка „Слова“, русской по своему облику, могут быть отмечены многие явления из области морфологии (преобладающая сохранность категории двойственного числа, правильное употребление в склонении звательной формы, выдержанный русский тип склоняемых и спрягаемых форм, изумляющая по своей цельности картина соотносительного употребления кратких и полных форм прилагательных применительно к старейшему строю языка и др.), из синтаксиса (абсолютно преобладающий сочинительный способ связи предложений над подчинительным, исключительное использование в конструкциях подчинительного типа союзов, русских по происхождению, употребление личных форм глагола без местоимений 1-го и 2-го л. и др.), из лексики (общий тип русской лексики, с богатым использованием в ней русских по происхождению словообразовательных элементов)»1. Часть этой констатации нашла достаточно убедительное подтверждение в нашем исследовании. Акцентируем — часть, так как развернутый полемический анализ всех грамматических черт «Слова», бесспорно самобытных по своему происхождению, а не состряпанных мистификатором, потребовал бы многих страниц отдельной книги.
7
Скептики игнорируют ориентализмы, встречающиеся в тексте «Слова о полку Игореве». Не замечать ориентализмы «Слова» — значит не видеть факты во всей очевидности, обойти их предвзятым молчанием. Конечно, ориентализмы «Слова» для скептиков очень невыгодный аргумент. Востоковеды же давно обратили внимание на реальность фактических сведений в «Слове» из половецкого быта, многие из которых подтверждаются археологически. Постоянная связь и соприкосновение русских с половцами в XII в. придали «Слову о полку Игореве» своеобразный «восточный» колорит, что сказывается и в лексике и в семантике «Слова» и даже в его поэтической системе и образности.
Большинство ориентализмов «Слова о полку Игореве» можно отнести к языку Киевской Руси, так как они известны и другим памятникам древней русской письменности2. Но несколько восточных слов в его тексте пока нигде не найдены и принадлежат только ему. Однако главная сила ориентализмов «Слова» не в уникальности нескольких из них, а в их общей архаичности. Архаичность формы — главное доказательство их аутентичности. Специалистов поражает последовательно исторически выдержанная фонетическая и морфемная структура восточных элементов «Слова». Если поверить в то, что эти слова действительно были вставлены в текст фальсификатором конца XVIII в., то они, конечно, были бы заимствованы в доступной ему фонетико-морфологической форме. Специалистов же, напротив, удивляет то, что ориентализмы хронологически восходят к эпохе появления «Слова», т. е. к XII в. Все без исключения востоковеды, занимавшиеся тюркизмами «Слова», единодушно сходятся во мнении, что так подделать их в конце XVIII столетия, при тогдашнем низком уровне ориенталистики вообще, было совершенно невозможно.
Три наиболее оригинальных лексических ориентализма — «орьтъма», «шерешир» и «харалужныи» — составляют исключительную принадлежность «Слова» (если не считать, что один из них — «харалужныи» — встречается и в «Задонщине»)3. Ориентализмы могут быть указаны и в системе поэтических образов и в некоторых выражениях, присущих опять-таки только «Слову». К ним специалисты относят образ «Девы» — «Обиды» (19)4 и выражения:
«Тии бо два храбрая Святъславлича, Игорь и Всеволодъ уже лжу убуди[ста]» (21), которому соответствует «усыплять смуту» в персидском языке, в «Гулистане» Саади (XIII в.), и в позднее время в тексте «Истории Персии» Зука-ул-мулка, а также «наступи на землю Половецкую» (21), имеющее параллель в монгольско-ойратском эпосе5.
Еще труднее было выдумать племенные названия или имена отрядов ковуев или титулов, чинов и прозвищ высоких лиц из тюрков (по предположению С. Е. Малова), всех этих «былей», «шельбиров», «топчаков» и т. п.6 Мистификатор должен был иметь в своем распоряжении обильные источники, из которых он мог почерпнуть эти, неизвестные в то время востоковедению данные.
Косвенным доказательством подлинности восточного колорита, соответствующего исторической действительности, надо считать и употребление в «Слове» слова «меч», обычно противопоставляемого восточной «сабле». Настроенные скептически к «Слову», исследователи видели в слове «меч» лексический ляпсус, неудачно употребленный. Однако данные турецкой археологии 30-х годов нашего столетия полностью подтверждают уместность употребления слова «меч» в числе оружия восточных кочевников — половцев. По этим данным «меч» издавна, в VII—XIV вв., безраздельно господствовал у арабов и персов, а «сабель», столь характерных для мусульманских стран в более позднее время, еще не было7. Ясно, что эта деталь не анахронична.
В. Ф. Ржига, заканчивая свою статью «Восток в „Слове о полку Игореве“», пишет: «Итак, подводя итог сделанной нами попытке общего обзора восточной лексики и семантики „Слова“, нельзя не прийти к заключению, что автору „Слова о полку Игореве“, как великому творцу в области родного поэтического языка, в то же время была знакома и речевая стихия среднеазиатских народов турецкого и иранского происхождения и притом не только в отдельных фактах ее лексики и семантики, но и в некоторых оригинальных моментах ее поэтической образности»8. Все эти факты не могли быть широко известны и доступны человеку конца XVIII в., отдаленного от них длинной вереницей столетий.
Еще многозначительнее заключение виднейшего советского ориенталиста-тюрколога С. Е. Малова, который пишет, что «употребления вышеупомянутых тюркизмов в тонком и точном, по нашим теперешним научным данным, фонетическом звучании древнего времени и с их старыми значениями могут вполне быть отнесены к XII в. — ко времени составления „Слова о полку Игореве“. Я не могу себе представить, чтобы можно было впоследствии выдумать кому-либо эти слова или восстановить их давнюю природу, так как для этого понадобились бы громадные тюркологические знания, о которых ничего неизвестно в истории тюркологии. Невозможно было выдумать так правдоподобно и наукообразно эти тюркские слова, над которыми столь много задумывались ученые востоковеды XX в.»9
В тех же примерно словах высказался о тюркизмах «Слова» и крупнейший польский востоковед А. Зайончковский: «Неужели можно было искусственно создать такую языковую ткань? Для этого ведь нужен был поистине „языковед-гигант“. Ибо только новейшие филологические открытия мало-помалу проясняют смысл темных мест „Слова о полку Игореве“. От дальнейшей совместной работы славистов, главным образом с востоковедами, будет зависеть окончательное суждение об этом памятнике, который в последнее время уже нашел среди славистов ревностных и постоянных защитников»10.
Мы имеем основание считать, что приведенные нами лингвистические доказательства бесспорно говорят о том, что «Слово» — подлинный памятник древней русской письменности. В результате всестороннего «микроскопического» и «макроскопического» анализа, осуществлявшегося в течение ста шестидесяти лет объединенными усилиями лингвистов, литературоведов и историков, «Слово о полку Игореве» поставлено на прочную историческую основу11. Попытки скептиков развенчать его как поздний фальсификат конца XVIII в. не удались. «Слово» — оригинальный памятник древнерусской литературы, а не продукт позднего времени.
Невыясненными окончательно остаются только единичные «темные» места его текста, о которых мы пока можем сказать ignoramus, но не ignorabimus!
1 С. П. Обнорский. «Слово о полку Игореве» как памятник русского литературного языка. — Русский язык в школе, 1939, № 4, стр. 10.
2 Такими являются слова «жемчуг», «коган», «кощей», «хоруговь», «чага» (См.: Ржига. Восток в «Слове о полку Игореве», стр. 173). Форма «женчуг» (с н) «Слова о полку Игореве» известна вообще русскому языку древности. Примеры с этой формой из Лаврентьевской летописи и других памятников см. у Е. В. Барсова («Слово о полку Игореве» как художественный памятник Киевской дружинной Руси, т. 3, стр. 258, 259) и В. Н. Перетца («Слово о полку Ігоревім», стр. 249).
3 См.: В. Ф. Ржига. Восток в «Слове о полку Игореве», стр. 176.
4 См.: В. Ф. Ржига. Восток в «Слове о полку Игореве», стр. 183, 184.
5 См.: В. Ф. Ржига. Восток в «Слове о полку Игореве», стр. 184.
6 См.: С. Е. Малов. Тюркизмы в языке «Слова о полку Игореве». — ИОЛЯ, т. V, вып. 2, 1946, стр. 130.
7 См.: В. Ф. Ржига. Восток в «Слове о полку Игореве», стр. 181; см. также: А. В. Арциховский. Русская дружина по археологическим данным. — Историк-марксист. 1939, кн. 1 (71), стр. 193—195.
8 В. Ф. Ржига. Восток в «Слове о полку Игореве», стр. 184.
9 С. Е. Малов. Тюркизмы в языке «Слова о полку Игореве», стр. 139.
10 A. Zajaczkowski. Zwiazki jezykowe polowiecko-slowianskie. Wroclaw, 1949, стр. 62.
11 Очень любопытные старые параллели к лексике «Слова», убедительно свидетельствующие в пользу ее подлинности, приводит в своей статье «Из старых южновеликорусских параллелей к лексике „Слова о полку Игореве“» С. И. Котков (ТОДРЛ, т. XVII. М. — Л., 1961, стр. 65—74). К сожалению, я не смог ею воспользоваться, так как она вышла после того, как моя статья была уже набрана и сверстана.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17-18-19-20-21-22-23-24-25-26
Следующая глава