Коня
в полночь
свистнул Овлур за рекою — князю велит разуметь он: Игорю не оставаться!
Кликнул — земля застучала, травы вокруг зашумели, вежи задвигались вражьи, — князь поскакал горностаем до тростника
и оттуда —
гоголем белым на воду. Сел на борзого коня он, спрыгнул с него серым волком; к лугу Донца побежал он — и полетел, словно сокол, гусей-лебедей избивая в завтрак,
в обед
и на ужин.
Если князь соколом несся,
то и Овлур бежал волком, капли росы студеной быстрые кони сбивали — оба ведь загнаны были...
Донец сказал: «О князь Игорь! Немало тебе величия, а Кончаку нелюбия, а Русской земле — веселия!»
«Донец, — князь Игорь ответил, — немало тебе величия: лелеял ты князя Игоря на волнах своих... Зеленую траву постилал ты Игорю на берегах серебряных... Его одевал туманами под сенью зе?лена дерева, стерег ты Игоря гоголем на водах,
на струях — чайками
и на ветрах — чернядями...»
Вот не такова Стугна-река: несущая воды скудные, чужие потоки пожравшая, расширившаяся к устью, она Ростислава-юношу к себе затворила... Плачет мать на темном днепровском береге по Ростиславу-князю... Уныли цветы от жалости, с тоской приклонилось дерево... |