Олег Гориславич княжил, — сеялось, прорастало распрями —
и погибало
богатство Дажьбожа внука.
Тогда в усобицах княжьих и век людской сокращался. По Русской земле в то время покрикивал пахарь редко, вороны ж граяли часто, деля меж собою трупы, да галки вели свои речи, сбираясь лететь на добычу.
То было в те давние войны, — такой же не слыхано рати! С утра до зари до вечерней, с вечерней зари и до света летят каленые стрелы, гремят о шеломы сабли, трещат булатные копья
среди земли Половецкой в незнаемом поле...
Костями
черна земля под копытом засеялась, кровью полилась, — и горе взошло на Руси!
Что шумит-звенит издалека мне рано до зари на поле боя? Игорь оборачивает войско: мила брата Всеволода жалко... Бились они день, другой...
На третий
к полдню пали Игоревы стяги. Тут, на берегу Каялы быстрой, разлучились братья... Недостало тут вина кровавого... Тут пир свой русичи окончили:
и сватов
попоили, и в бою том сами голову за Русь сложили.
Никнет
в жалости трава, к земле родимой дерево с тоскою приклонилось...
Вот уж невеселая година наступила, братья... Уж пустыня нашу рать прикрыла... И Обида встала среди войск Дажьбожа внука, девою вступила в край Троянов и на синем море, возле Дона, плещет лебедиными крылами, прогоняя времена обилья... |