По поводу ревизии подлинности «Слова о полку Игореве». Страница 8
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17
IV
Ограничив систематическое влияние «Задонщины» на «Слово» приблизительно лишь первой третью его текста, кончая словами «Ничить трава жалощами, а древо с тугою к земли преклонилось», но за вычетом большей части рассказа об усобицах Олега Гориславича, Мазон считает, что дальше связь «Слова» с «Задонщиной» теряется и обнаруживается лишь в отдельных чертах, за исключением знаменитого плача Ярославны, где эта связь в последний раз станет несколько значительнее. «Автор „Слова“, — говорит Мазон, — умножит теперь с помощью восклицаний и дешевых эффектов экскурсы в прошлое, введет отдельные эпизоды и общие места. Он оплачет вместе с летописцами раздоры князей и вызовет символические фигуры Обиды, Карны, Жли. Он возбудит Святослава и его союзников против половцев, внушит Святославу вещий сон, который бояре истолкуют по известному рецепту, и за толкованием последует речь в чисто классической манере — „золотое слово“ Святослава. Наконец, он обратился к князьям с призывом, который сопровождается жалобами по поводу упадка Полоцкого княжества и воспоминаниями о князе-чародее Всеславе. Плач Ярославны так красиво увенчает его подделку (pastiche), что бегство и возвращение на родину Игоря покажутся нам концовкой такой же банальной, как и счастливая развязка в произведениях нового времени. Таков окажется тот остаток, который дает нам „Слово“, когда мы освободим его от всего того, чем оно обязано своему главному образцу. Чтобы определить этот остаток, нам следует лишь закончить выявление последних заимствований, как бы незначительны они ни были»1.
Эти устанавливаемые Мазоном «заимствования» «Слова» из «Задонщины» так же бездоказательны, как и те, которые отмечались им раньше. Например, фраза «Слова»: «Уже снесеся хула на хвалу; уже тресну нужда на волю; уже вержеся Дивь на землю» выводится из фразы «Задонщины»: «Уже вержено диво на землю» (И-2) или «Уже бо вержено диво на земли» (У). Мазон находит, что три предложения, которые составляют фразу «Слова», образуют странное сочетание: два абстрактных понятия, сопровождаемые образом, который возвращает нас к ночной птице, фигурирующей в начале «Слова» («Дивь кличет»). Это образ зловещей птицы, повергшейся на землю, но эта зловещая птица, по Мазону, не что иное, как персонификация слова «диво» в смысле «чудо», потому что фраза-прототип в «Задонщине» (в И-2 и У), которой предшествует прославление князя-победителя, означает: «Чудо совершилось на земле, чудесные события происходят здесь». Искусственность всего этого объяснения очевидна сама собой. Каким образом, прежде всего, диво могло быть «вержено» на землю, если его понимать так, как понимает Мазон, а потом как же можно согласиться с толкованием Мазона слова «диво» в «Задонщине», если принять во внимание такие ее чтения, как «кликнула диво по всим землям русским» (С), «кликнуло диво в рускои земли» (И-2), «кликнули быша дивы в рускои земли» (У), «Диво кличет под саблями татарскими» (И-1, И-2)?
В «золотом слове» Святослав восклицает: «А чи диво ся, братие, стару помолодити?» И далее говорится о линяющем соколе, не дающем своего гнезда в обиду, и после этого о том, что соколу-князю прочие князья — «не пособие». В устах Святослава все это понятно и до сих пор не вызывало никаких недоумений. В списке К-Б «Задонщины» в соответствии с этим читается (приводим фразу в контексте): «...весть подаваша порожнымь землямь... за дышущеем моремь. Того даже было нелепо стару помолодитися. Хоробрый Пересвет поскакивает на своемь вещемь сивце». В списке У эта фраза читается в таком контексте: «Тако бо Пересвет поскакивает на своем добре коне, а злаченым доспехом посвечивает, а иные лежат посечены у Дунаю великого на брезе; и в то время стару надо помолодеть, а удалым людям плечь своих попытать. И молвяше Ослабя чернец своему брату Пересвету...» Сходно — в И-2. И лишь в С читается более или менее вразумительно: «Той де Пересвет чернець поскакивает на своем борзым кони, золотым доспехом посвешаючи. А многая иная дружина лежит у великого Дону побита и постреляна, и рече: добре тут, брате, стару помолодети, а молодому чести добыта, плечи своих испытати».
И вот Мазон считает, что приведенная фраза Святослава восходит к эпизоду «Задонщины» о Пересвете и что эта фраза едва ли является единственным заимствованием «золотого слова» из «Задонщины» (Мазон правильно «золотое слово» Святослава ограничивает лишь его жалобой на Игоря и Всеволода). Фраза Святослава, по мнению Мазона, совершенно неожиданна в его устах (?), несмотря на то, что далее следует другая фраза, ее объясняющая: «коли сокол в мытех бывает» и т. д. Здесь, по Мазону, очевиден шов; фраза вставлена неискусно и производит впечатление постороннего тела. И тут мы имеем дело с утверждением, вся неосновательность которого не может вызвать никаких сомнений.
Далее слова из обращения к Всеволоду Большое Гнездо; «Ты бо можеши Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти» Мазон выводит из обращения русских жен к Дмитрию Ивановичу, которое в «Задонщине» звучит так: «Можеши ли реку Дон заградити и шеломы и[с]черпати, а реку Мечну трупы татарскими заградити» (С). По мнению Мазона, это обращение в «Задонщине» на месте и содействует усилению энергичной мольбы вдов; в «Слове» же этот образ оказывается, как утверждает Мазон, явно заимствованным, неискусным придатком. Рассуждение по степени своей убедительности — такого же рода, как и предыдущее и как последующее, в котором толкуется фраза «Слова»: «Не ваю ли храбрая дружина рыкают, акы тури ранены саблями калеными, на поле незнаеме?» Этот вопрос, обращенный к князьям Рюрику и Давыду, Мазон возводит к словам «Задонщины»: «Не тури возрыкають (возрули, возгремели) на поле Куликове». «Нет нужды, — по словам Мазона, — доказывать искусственность этого вопроса, как и предшествующего ему: „не ваю ли злачеными шеломы по крови плаваша?“». Второй вопрос, по Мазону, — цитата из «Задонщины», окрашенная двумя дополнениями: одним обычным — «саблями калеными» и другим немного элегическим и преромантическим: «на поле незнаеме», близким к «велит послушати земли незнаеме» и «трещат копия харалужныя в поле незнаеме». Что же касается слов рефрена этого и двух других абзацев — «за раны Игоревы», то Мазон видит в них своего рода девиз, заимствованный из рыцарских романов де Трессана (французского писателя XVIII в.) или вообще из репертуара XVIII в., скорее чем из словесного воинского арсенала XII в.
В таком же точно роде еще несколько сближений этой части «Слова» с «Задонщиной», которых мы здесь не касаемся, чтобы без нужды не загромождать нашу статью. Позволительно лишь спросить, есть ли хоть какая-либо доля вероятия в том, чтобы и экскурсы автора «Слова» в прошлое, и скорбь его по поводу раздора князей, и сон Святослава, и его «золотое слово», и призыв русских князей к единению, и экскурс в историю Полоцкого княжества, — чтобы это все вместе взятое, представляющее органически спаянное и целостное единство, подчиненное идее борьбы за благо Русской земли, — было в основном подсказано случайными, разрозненными, лишенными какой бы то ни было связи фразами «Задонщины»?
Переходим к плачу Ярославны. Выписав его целиком, Мазон в параллель к нему приводит плач русских жен по всем сохранившимся спискам «Задонщины». С самого начала своего разоблачительного анализа плача Ярославны он укоряет этот изумительный по силе художественного мастерства эпизод «Слова» в якобы присущих ему словесных дефектах: этот плач, как он читается в первом издании, может быть осмыслен, по словам Мазона, лишь при условии большого количества исправлений (как будто их не требуется в гораздо большей мере в «Задонщине», — Н. Г.), после чего он привлекает наше внимание тем, что у него есть общего с плачем жен в «Задонщине» — русские жены также «рано сплакашася (плакаша) на заборолех (забралах) в Москве». Ярославна обращается к Днепру: «Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую; ты лелеял еси на себе Святославли насады до полку Кобякова; взлелей, господине, мою ладу к мне, а бых не слала к нему слез на море рано». В «Задонщине» по списку К-Б жена Микулина Мария обращается к Дону: «Доне, Доне, быстрый Доне, прошел еси землю Половецкую, пробил еси берези харалужныя, прилелей моего Микулу Васильевичя». В С и других списках «берези харалужныя» изменены на «каменныя горы», как в «Слове». В И-1 и И-2 обращение уже вложено в уста двух жен разных мужей, но обе они просят Дон: «...прилелей господина моего ко мне, Микулу Васильевича». В списке У догадливый переписчик, заметив эту несообразность, добавил: «А Марья про своего господина тоже рекла».
1 A. Mazon. Le Slovo d’Igor, стр. 104—105.
1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15-16-17