Некоторые замечания о лексике «Задонщины»
1-2-3
В.Л. Виноградова
«Задонщина», как известно, принадлежит к числу таких древнерусских литературных памятников, с которыми нам пришлось знакомиться по поздним спискам. Древнейший список «Задонщины», дошедший до нас, Кирилло-Белозерский, отделен от оригинала почти целым столетием. Сохранившиеся 5 списков ее не однородны по своим размерам, содержанию, словарному составу. Так как эти списки охватывают большой промежуток времени (XV—XVII вв.) и сделаны людьми разных исторических эпох, то оригинал «Задонщины» в них (списках) не был гарантирован от позднейших вставок, модернизированных замен, уточнений и т. д. Очищение текста от позднейших наслоений переписчиков затрудняется необходимостью тщательного изучения лексического состава каждого отдельного списка. Настоящая статья представляет лишь слабую попытку подойти в этой задаче путем рассмотрения некоторых интересных лексических особенностей списков XV—XVII вв. «Задонщины». При этом неизбежно приходится вплотную подходить к вопросу о неологизмах и архаизмах в подлиннике и списках этого памятника.
На основании анализа отдельных лексических единиц «Задонщины» еще нельзя сделать каких-либо общих выводов о работе писцов над ее текстом. Однако можно с уверенностью говорить о том, что древнерусские переписчики не являлись механическими копировщиками оригинала. Каждый из них вносил в рукопись нечто свойственное своему времени. В списках «Задонщины» имеется слово «байдана». «Байдана», «бадана (бодана)» (арабск. «бадан», «бадана») — «доспех в виде рубахи, из плоских, довольно крупных колец, длиною до колен, с рукавами до локтей и ниже»1. Байдана впервые упоминается в русской письменности в раннем списке «Задонщины» — Кирилло-Белозерском — при описании Куликовской битвы: «Грянуша копия харалужныя, мечи булатныя, топори легкие, щиты московьскыя, шеломы немецкие, боданы бесерменьскыя» (1470-е годы). Возможно, этот термин был в подлиннике «Задонщины», но там, как и в Кирилло-Белозерском списке, он звучал как редкий восточный термин. В качестве доспеха, заимствованного русскими, байдана стала применяться с XVI в. Об этом свидетельствуют археологические данные: сохранились образцы двух русских байдан XVI в. — байдана дьяка Ивана Григорьевича Выродскова, строителя Свияжской крепости на подступах к Казани и осадной башни при штурме Казани в 1552 г., и байдана Бориса Годунова (конец XVI в.)2. Для писцов поздних списков «Задонщины» конца XVI—XVII вв.3 слово «байдана» было обычным названием кольчатого доспеха наряду с «юшманом», «бахтерцом» и другими терминами смешанных кольчато-пластиночных доспехов. Ср.: «А на стенахъ на все стороны повесити збрую, латы, панцыри, бахтерцы... карацыны, оплечья, рукава, баданы»4.
Нечто подобное можно сказать и о колонтаре — кольчато-пластинчатом доспехе без рукавов. Он вошел в употребление вместе с юшманом и бахтерцом довольно поздно, хотя применялся реже их. Тем не менее колонтарь фигурирует только в раннем списке «Задонщины» XV в.: «Кони ржуть на Москве, бубны бьють на Коломне, трубы трубят в Серпухове, звенить слава по всей земли русськои, чюдно стязи стоять у Дону великого... светяться калантыри злачены»5. То, что выражение со словом «колонтарь» («калантырь») не вошло ни в один из списков XVI—XVII вв., когда этот термин фигурировал в русском языке, является свидетельством отсутствия его в оригинале «Задонщины». Очевидно, поэтому В. П. Адрианова-Перетц не включила его в свою реконструкцию памятника6. По-видимому, колонтари на Руси даже в XVI в. были сравнительно редким явлением. До нас не дошло ни одного образца колонтарей. По указаниям «Казанской истории», в колонтарь облекался царь Иван IV во время похода на Казань в 1552 г.: «Тако же и сам царь князь великий уготовися, и в калатырь облекся предо всеми, яко гигнат, и златый шлем возложи на главу свою»7; «И стояше, весь вооружен (царь Иван IV) в златыя броня, в рекомый калантырь, и готов на подвиг»8. В «Поведание о Мамаевом побоище» этот термин попал не без влияния Кирилло-Белозерского списка «Задонщины»; «Рускіе удалцы... доспeхи имеють велми тверды, злаченые колантыри»9. Итак, в обоих произведениях о Куликовской битве «злаченые калантыри» — термин, не соответствующий оружию конца XIV в., навеянный поздней эпохой.
Такой же позднейшей вставкой является «кинжал» в списке Ундольского и Синодальном XVII в.: «Имeем... на собe злаченые доспeхи, а шеломы черкаские, а щиты московские, а сулицы немeцкие, а кинжалы фряские»10. Термин «кинжал» как название колющего обоюдоострого оружия с коротким клинком, по письменным документам и археологическим данным, пришел на Русь с Востока не ранее XVI в.: «саблю да кинжал»11; «А у всякова кинжал за поесом. Седла турские»12.
В списке «Задонщины» конца XVI — начала XVII в. (ГИМ, № 2060) читаем: «Имeем... на себe золоченыя доспeхы, а шеломы черкасьские, ... а чары франьския»13. Очевидно, «чары»14 — это часть слова «кончары» (первый слог был стерт или не разобран писцом). Слово «кончар» могло быть в подлиннике «Задонщины». Кончар (монг.) — колющее прямое оружие с длинным трехгранным или четырехгранным клинком — впервые упоминается на Руси в сказаниях о Куликовской битве: «А доспeхи вельми тверды злаченыя колонтари и булатныя банданы, и кончаны (кончары, — по Срезневскому) фряжскія»15. Однако это оружие в русском войске не получило, вероятно, широкого распространения. Оно стало часто применяться в Польше и Венгрии в XIV—XVI вв.16 Вместо кончара на Руси в большем употреблении стал с XVI—XVII вв. кинжал. Поэтому произошла замена в списках Ундольского и Синодальном «[кон]чары» на «кинжалы».
В Синодальном списке XVII в. «Задонщины» вместо слова «шеломы», как в других списках, употребляется термин «шишаки» («обышаки» — описка): «Гремели князей русских доспехи и мечи булатныя и обышаки (т. е. об шишаки, — В. В.) московския». Впервые термин «шишак» зафиксирован в духовной грамоте московского князя Ивана Ивановича в 1356 г.17 в качестве названия шлема с высоким навершьем. В XVI в. шишаки получили большое распространение в русском войске, а в XVII в. хотя форма этих шлемов изменилась на металлические наголовья западноевропейского образца18, однако часто они продолжали сохранять старое название шишаков. Возможно, что широкое употребление термина «шишак» в XVII в. послужило причиной того, что он вошел в Синодальный список памятника; но можно предполагать, что в данном случае имеем дело с уточнением писца, поскольку в Куликовской битве уже начали применяться шлемы-шишаки. Против того, что это слово взято из оригинала «Задонщины», свидетельствует отсутствие его в остальных списках памятника.
1 П. И. Савваитов. Описание старинных русских утварей. СПб., 1896, стр. 7.
2 М. М. Денисова, М. Э. Портнов, Е. Н. Денисов. Русское оружие XI—XIX вв. М., 1953, стр. 60.
3 ТОДРЛ, т. VI. М. — Л., 1948, стр. 238, список ГИМ, № 2060; стр. 245, список Ундольского; стр. 251, список Синодальный.
4 Устав ратных пушечных и других дел..., т. 2, Изд. Рубана, СПб., 1777—1781, стр. 7.
5 ТОДРЛ, т. VI, стр. 233, Кирилло-Белозерский список.
6 ТОДРЛ, т. VI, стр. 224.
7 Казанская история. Изд. АН СССР, М. — Л., 1954, стр. 125.
8 Там же, стр. 148.
9 Срезневский, Материалы, т. I, СПб., 1893, стлб. 1249.
10 ТОДРЛ, т. VI, стр. 246.
11 Посольство кн. Звенигородского в Персию (1594—1596 гг.). — В кн.: Труды Вост. отд. Русск. археол. общ., т. 20. СПб., 1890, стр. 278.
12 Посольство Стольникова-Толочанова и дьяка Иевлева в Имеретию 1650—1652 гг. Изд. М. Пелиевктова, Тифлис, 1926 (Международные сношения Грузии с иноземными странами, 1).
13 ТОДРЛ, т. VI, стр. 239.
14 Тюркск. «чара» — войско.
15 См.: Срезневский, Материалы, т. I, со ссылкой на Н. М. Карамзина: История государства Российского, т. V, прим. 428.
16 М. М. Денисова, М. Э. Портнов, Е. Н. Денисов. Русское оружие XI—XIX вв., стр. 26.
17 СГГД. М., 1813, т. 1, № 25, стр. 40.
18 М. М. Денисова, М. Э. Портнов, Е. Н. Денисов. Русское оружие XI—XIX вв., стр. 56.
1-2-3
Предыдущая глава