Аудиокнига 'Слово о полку Игореве'

 

«Слово о полку Игореве» и «Задонщина»


1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15

История древней русской литературы знает немало случаев, когда писатель, изображая современные ему события и исторических деятелей, пользуется особо привлекшими его внимание литературными картинами давно минувшего и характеристиками героев далекого прошлого. Например, похвала-характеристика Владимира Мономаха, сохранившаяся в Лаврентьевской летописи, послужила литературным образцом для панегиристов князя Всеволода Юрьевича и его сыновей — они дословно переносили из нее то, что в их представлении определяло идеальный образ носителя высшей феодальной власти. Когда в 1370-х годах Суздальско-Нижегородская земля нуждалась в оправдании своих притязаний на церковную самостоятельность, мних Лаврентий суздальского князя Юрия (Георгия) Всеволодовича не только стилизовал под «добродетельного» Владимира Мономаха, каким изображала его похвала XII в., но наделил его и «мученическими» чертами, взятыми из литературного портрета князя Андрея Боголюбского. Обе литературные характеристики — Владимира Мономаха и Андрея Боголюбского — еще раз откликнулись в похвале Константину Всеволодовичу. Четыре сына князя Ростислава наделяются чертами поведения их отца, в том самом литературном выражении, какое им дано летописцем Ростислава. Для многих писателей до XV—XVI вв. «классическими» образцами были повести — жития князей Бориса и Глеба, Александра Невского. Талантливое описание разорения Русской земли татаро-монголами, сделанное Серапионом Владимирским, послужило почти через три столетия образцом для псковича, изображавшего насилия московских наместников в только что присоединенном к Москве Пскове, и т. д.

Литература Киевского периода, как и искусство этого времени, в века феодальной раздробленности представлявшегося периодом могущества единого Русского государства, вдохновляла многих писателей и художников, переносивших выработанные «классические» формы в описание современных событий, в новые постройки, в живописные образы. К числу авторов, нашедших в литературе именно этого периода художественный образец для своего произведения, относится и Софоний Рязанец, решивший рассказать своим современникам о Куликовской битве картинами «Слова о полку Игореве». Таким образом, его замысел не представляет ничего необычного в практике писателей феодального периода.

Подобные примеры освоения в новой исторической обстановке художественного наследия прошлого отнюдь не дают основания расценивать их как «плагиаты» и не снижают их эстетической ценности, когда само сознательное обращение к готовым образцам отвечает заданию художника, оправдывается его идейно-художественным замыслом. Раскрывая связь позднейшего произведения искусства с его прототипом, исследователь не ограничивается простым установлением факта: он стремится именно в этом замысле найти причину обращения художника к данному образцу.

Обычно без труда определяется, которое из двух перекликающихся произведений является оригиналом. В особом положении оказались два памятника, идейно и художественно связанные между собой, — «Слово о полку Игореве» и «Задонщина». Каждый из этих памятников посвящен точно датируемому событию — походу Игоря Святославича на половцев 1185 г. и Куликовской битве 1330 г. Но в то время как «Задонщина», хотя и неизвестная в авторском или близком к нему списке, все же дошла в рукописи 1470-х годов и в более поздних, а потому датировка ее не вызывала больших споров, судьба «Слова о полку Игореве» дала скептикам дополнительный повод усомниться в его близости к описанному в нем событию. Это произведение даже и в сгоревшем мусин-пушкинском списке читалось лишь в копии не старше конца XV в. За три столетия, отделяющие эту копию от авторского текста, не дошло ни одного списка, а в довершение всего и мусин-пушкинская рукопись сгорела, и единственными свидетельствами ее существования остались издание 1800 г., Екатерининская копия и переводы конца XVIII в. Вспомним, что лишь в 1824 г. появились в печати1 сведения о псковском Апостоле 1307 г., найденном К. Ф. Калайдовичем, который отметил, что в этой рукописи есть приписка, представляющая по существу цитату из «Слова о полку Игореве», умело приспособленную к сообщению о междукняжеской борьбе начала XIV в., а до 1852 г. не была известна «Задонщина», фразеологией «Слова» украсившая рассказ о Куликовской битве. В такой обстановке раздались голоса первых скептиков, усомнившихся в подлинности «Слова». Но после опубликования приписки к Апостолу 1307 г. и текста «Задонщины» пробел между авторским текстом «Слова» и мусин-пушкинским сборником несколько заполнился: явились следы знакомства с памятником конца XII в. в начале и в конце XIV в. Характерно, что один из этих следов вел на Псковщину, с которой, судя по некоторым чертам в языке мусин-пушкинского текста, был связан и сгоревший сборник. Теперь скептикам, чтобы обосновать свою точку зрения на «Слово» как на позднюю подделку, пришлось доказывать, что и приписка 1307 г. имела общий с ним «источник»2 и «главным образцом» этой «подделки» была «Задонщина».

Семьдесят лет тому назад Луи Леже, родоначальник новейшего отряда скептиков, подвергающих сомнению подлинность «Слова о полку Игореве», раздумывая над выводами исследователей, установивших использование «Слова» автором «Задонщины», предложил «перевернуть гипотезу и задать вопрос, не вдохновлялся ли певец Игоря „Задонщиной“?»3 Опыты такого «переворачивания гипотезы» широко известны, как и полемика с ними. В настоящей статье мы отрешимся временно от достаточно обоснованного представления о «Задонщине» как позднем отголоске поэтической традиции «Слова» и, сравнивая сходные эпизоды обоих памятников (причем «Задонщину» будем брать не в более или менее искаженных чтениях отдельных списков, а в предположительно восстановленном, максимально близком к «Слову» тексте), проверим еще раз шаг за шагом, какой же из двух сопоставляемых текстов с бо?льшим правом может рассматриваться как первичный, что? из чего правдоподобнее выводить, другими словами — есть ли научное и художественное основание «переворачивать» гипотезу4.

В предисловии к «Задонщине» лишь одно название реки, на которой в прошлом русские потерпели поражение от «поганых», «Каяла» — напоминает «Слово о полку Игореве». Однако ввиду того, что «река Каяла», как место битвы, есть и в описании похода Игоря Святославича в Ипатьевской летописи, не будем сближать наши памятники на основании наличия в обоих этого до сих пор не вполне ясного географического (или стилистического?) названия5. Несомненная перекличка «Задонщины» и «Слова» начинается с одной и той же вводной фразы, которой каждый автор предваряет свое повествование:

«Слово»

Не лепо ли ны бяшеть, братие, начяти старыми словесы трудных повестий о плъку Игореве, Игоря Святъславлича?

«Задонщина»

Лутче бо нам ест, братие, начати поведати инеми словесы о похвалных о нынешних повестех о полку великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Ондреевича.


1 К. Ф. Калайдович. Биографические сведения о жизни, ученых трудах и собрании российских древностей графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина. — Записки и труды ОИДР, 1824, ч. II, стр. 35—41. В 1818 и 1820 гг. Калайдович глухо отмечал сходство отдельных мест «Сказания о Мамаевом побоище» со «Словом» — см. подробнее об этом выше, в статье Д. С. Лихачева «Изучение „Слова о полку Игореве“ и вопрос о его подлинности», стр. 24.
2 См. об этой приписке выше, в статье Д. С. Лихачева «Изучение „Слова о полку Игореве“ и вопрос о его подлинности», стр. 25—26.
3 Louis Leger. Russes et slaves. etudes politiques et litteraires, Paris, 1890, стр. 93—94.
4 Именно потому, что в нашу задачу входит исчерпать вопрос о всех возможностях, какие «Задонщина» могла предоставить «певцу Игоря» для компоновки его рассказа о событии XII в., мы оставляем в стороне спор о первоначальном объеме «Задонщины», о том, входили ли в авторский текст те или иные отдельные чтения: для сравнения со «Словом» привлекаются все элементы «Задонщины», хотя бы отдаленно напоминающие стиль «певца Игоря» (т. е., с точки зрения скептиков, — позднего подражателя «Задонщине»). Восстановленный текст «Задонщины» цитируется ниже по изданному в ТОДРЛ (т. VI, М. — Л., 1948, стр. 223—232), но с исправлением отдельных чтений. Расшифровку буквенных обозначений списков «Задонщины» см. в «Списке сокращений» в конце книги.
5 Ценные соображения, позволяющие утверждать, что «Каяла» вошла в текст «Задонщины» не непосредственно через летопись типа Ипатьевской, а через «Слово о полку Игореве», высказаны Р. Якобсоном — см. об этом выше, в статье Д. С. Лихачева «Изучение „Слова о полку Игореве“ и вопрос о его подлинности», стр. 66—67.

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11-12-13-14-15

Предыдущая глава




 

Перепечатка и использование материалов допускается с условием размещения ссылки Сайт о произведении "Слово о полку Игореве".